Шрифт:
Незнакомец повернул голову и что-то негромко сказал уруку, стоящему за его спиной — тот коротко кивнул и спустился с крыльца. В приоткрытую щель Гэджу видна была стоящая возле порога длинная телега с ребристыми боковинами; в ней на ворохе мешков и бочонков сидел сгорбленный «козявка», а другой держал под уздцы запряженных в телегу мулов. Урук что-то отрывисто рявкнул «козявкам» — и телега дрогнула, тронулась с места, покатила куда-то дальше по двору, грохоча деревянными колесами по брусчатке.
Незнакомец меж тем осмотрелся, мимоходом зацепившись взглядом за Гэджа — совсем ненадолго, на секунду, но странное желание превратиться в букашку и забиться под половицу у Гэджа не только не пропало, а усилилось во сто крат, — потом решительно шагнул вперед и присел на край ближайшей скамьи. Обратил мрачный взор-из-под-капюшона на Сарумана:
— Это тебя, старик, здесь называют Шарки?
— Да, — сказал Саруман: как-то беззвучно, одними губами.
— Мое имя — Кхамул. — Незнакомец ловко выудил из рукава желтоватый свиток с навешенной снизу круглой печатью. — Ты — грамотный, я надеюсь? — спросил он небрежно.
— Смотря в чем, — в тон ему отозвался Шарки.
Кхамул бросил на него быстрый странный взгляд, но ничего не сказал. Подал Саруману свиток.
— Читай.
Шарки развернул бумагу, пробежал её глазами. Лицо его по-прежнему было белым и застывшим, как маска из гипса.
Что там такое, в этом свитке? Приказ явиться на дознание в Башню? Повиниться во всем содеянном? Немедленно, не сходя с места, повеситься на дверной ручке? Гэдж, замерший в глубине комнаты, изнывал от тревоги, неизвестности и дурных предчувствий.
Саруман медленно свернул свиток и положил его на стол. Посмотрел на незваного гостя.
— И чего вы от меня хотите, господин, э-э… Кхамул?
Кхамул лениво закинул ногу на ногу, покрутил носком сапога.
— Мне нужно тебе это объяснять? — спокойно осведомился он.
— А вы пришли сюда лично только для того, чтобы давить меня, гм… авторитетом? Приказа было бы недостаточно?
Кхамул был непроницаем, как ледяная глыба.
— Не наглей, старик. Я полагал, что при личной встрече нам будет проще договориться. Я понимаю твои сомнения, дело все же небезопасное… Но ты прав: я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать отказы.
Саруман, опустив глаза, задумчиво перебирал в ладони кисточку шнурка, которым была подпоясана его серая хламида. О чем-то напряженно размышлял секунду-другую.
— И насколько дело серьезно?
— Этого я пока не могу сказать. Мы получили это письмо ночью. — Кхамул упёрся пальцем, затянутым в черную перчатку, в злосчастный свиток. — Мы как раз и хотим выяснить тяжесть создавшегося положения… с точки зрения знающего в этом человека. А у меня есть сведения, что ты невосприимчив к гнилой лихорадке.
— Вы хотите, чтобы я поехал туда?
— Мы не можем допустить, чтобы на Юге начался мор. Для Замка это будет грозить неприятными последствиями.
— Понимаю. И сколько у меня времени на сборы?
— Пара часов. Орки сейчас разгрузят обоз на складе и завернут сюда на обратном пути.
— А кто останется тут вместо меня?
Кхамул на секунду задержался взглядом на Гэдже:
— У тебя, кажется, есть ученик? Что ж, придется ему несколько дней поработать за двоих.
— И поэтому он, несомненно, будет получать двойной паек, — быстро сказал Саруман.
Гэджу показалось, будто чернота под капюшоном неслышно усмехнулась.
— Экий ты ушлый тип… Шарки. Ладно, пусть будет по-твоему. Я распоряжусь. — Кхамул поднялся, задумчиво тронул пальцем чашу стоявших на столе аптекарских весов. — Что ж, я рад, что мы так быстро и славно сумели договориться. Жди оказию.
Он шагнул к двери, вышел, и Гэджу показалось, что в горнице сразу стало просторнее и светлее — хотя, возможно, это всего лишь рассвет, разгоравшийся над Дол Гулдуром, наконец брал свое. Орк бросился к окну и распахнул ставни, чтобы впустить в дом этот очередной унылый и безрадостный, неуверенно наступающий серый день. Обернулся к Саруману:
— Что случилось? — Слова «дело все же небезопасное» и «сколько времени у меня на сборы?» звучали малоприятно и явно не сулили ни ему, ни учителю ничего хорошего.
Шарки, не отвечая, смотрел на захлопнувшуюся за Кхамулом дверь. Держался рукой за ошейник. Где-то в углу, за печкой, едва слышно зашуршала притихшая было мышь, чаша весов, которую назгул, уходя, тронул пальцем, все еще неторопливо покачивалась… Наконец Саруман как будто вспомнил о существовании Гэджа:
— Не то, чего я опасался… к счастью. Просто, дружище, мне придется уехать на несколько дней.