Траин не ходит по лабиринту с фонарем, — внезапно вспомнилось ему, — свет могут заметить в щелях между камнями…

Фонарь можно убрать, свечу — погасить, но предательский запах — острый запах расплавленного воска! — невозможно мгновенно рассеять, затушить, спрятать в карман. А ведь он просачивается в невидимые глазу поры камня не хуже света… Что за неведомый имярек находился сейчас там, за стеной? Ощутил ли он невесть откуда взявшийся, витающий в воздухе коварный аромат, понял ли его причину, почувствовал ли рядом чужое присутствие?

Гэджу стало холодно — настолько, что даже онемел кончик носа. И вновь непроглядная темнота окутала его душным покрывалом, и сдвинулись стены, и явилось из ниоткуда знакомое чувство страха — мерзкое, тошнотворное, обессиливающее, как болезнь. Если это один из визгунов, с ужасом сказал он себе, и если он сейчас закричит…

Тишина. Такая, что от напряжения зазвенело в ушах.

И в этой тишине — едва слышный звук. Осторожный, скребущий шорох, похожий на царапанье — Гэджу представилась рука в тонкой кожаной перчатке, проводящая пальцами по поверхности стены словно бы в поисках щели или отверстия; что-то негромко прошелестело и стукнуло, точно из стыка между камнями выпал маленький камешек.

Пальцы Гэджа сами собой скользнули вниз, сжали рукоять кинжала, который он теперь носил на поясе в простеньких кожаных ножнах. Кинжал как будто сам прыгнул ему в ладонь, тёплый, словно ищущий руку хозяина, прильнул к пальцам Гэджа, как верный зверек.

Стало чуть легче. Прошла минута, другая, третья…

Царапанье за стеной стихло. Гэджу показалось, словно кто-то едва слышно хмыкнул… Показалось?

Не было ни шороха, ни шума, ни удаляющихся шагов — но неведомым чутьем к орку пришло понимание: опасность наконец минула, отдалилась, ослабла… По крайней мере — сейчас. Он позволил себе отмереть, немного расслабиться, перенести тяжесть тела с одной ноги на другую.

Гэндальф прерывисто вздохнул в темноте за его плечом и осторожно шевельнулся — он был насторожен и напряжен не меньше спутника. Явил себя из мрака едва слышным шепотом:

— Он ушел.

— Кто? — пробормотал Гэдж. — Кто там был, за стеной?

— Неважно. Кто бы это ни был, он ушел, — тем же шепотом повторил маг, но Гэджу почудилось, что Гэндальф встревожен нечаянной встречей куда больше, нежели хотел бы это спутнику показать. — Траин был прав: свет в Лабиринте опасен… Но я хотел добраться до Убежища побыстрее. Ладно, идем.

— В темноте? Как?

— Справимся как-нибудь… Главное — не отставай.

Теперь маг свечу не зажигал. Дальше они продвигались в полнейшем мраке, ощупью — по извилистым тоннелям Лабиринта, и дело пошло значительно медленнее: без света ориентироваться здесь было намного труднее. Приходилось полагаться лишь на осязание и слух, разом обострившийся; глаза настолько уставали от стоящей вокруг непроглядной тьмы, что Гэджу вскоре начали мерещиться там и тут разноцветные пятна. То ли темнота искажала восприятие действительности, то ли воображение играло с орком злую шутку, но ему казалось, что ходы Лабиринта изгибаются причудливо и совершенно бессистемно, образуют неожиданные углы и перекрещиваются друг с другом самым непостижимым образом; лишь однажды попался долгий достаточно прямой участок: наверно, тоннель здесь шел вдоль стены какого-то большого зала. Затем вверх потянулась лестница с десятком выщербленных, почти стертых ступеней. Впрочем, Гэндальф, видимо, знал дорогу наизусть и, на ходу припоминая расположение коридоров и тупиков, вполне уверенно вел Гэджа сквозь мрак: вперед, вправо или влево, выбирая верное направление по каким-то лишь ему ведомым приметам. Иногда он останавливался и начинал чуть слышно бормотать под нос:

— Два поворота пропустить, на развилке — направо… потом налево… после знака на стене. Здесь должна быть лестница… девять ступеней…

— Далеко еще? — прошептал Гэдж.

Волшебник досадливо шикнул.

— Потише, дружище… Ты меня сбиваешь. Не хватало только здесь заблудиться… Так, теперь направо.

Они свернули направо, и сырой камень стен сменился кирпичной кладкой, а под ногами захрустели не то мелкие отломки кирпича, не то крысиные кости.

— Как ты это делаешь? Всю схему Лабиринта держишь в памяти, что ли? — прошептал Гэдж. — Где сколько поворотов, какова длина проходов, куда надо свернуть?

— Разумеется, — небрежно, но не без потаенного самодовольства откликнулся Гэндальф. — Всю, может, и не всю, но эту часть — досконально: потерять дорогу в Лабиринте практически равнозначно смерти. Но не бойся — память у меня отличная, и я никогда не…

Раздался приглушенный звук удара и яростные невнятные восклицания, которые, пожалуй, знатоки изящной словесности сочли бы несколько резковатыми.

— Никогда не забываешь, что в этом месте низкие своды? — невинно полюбопытствовал орк.

— Никогда не забываю, что и мудрый может допустить оплошность, друг мой! — сердито отозвался волшебник. — Береги лоб!

Посмеиваясь, Гэдж на всякий случай пригнулся.

***

В сырой темноте тесной шмыровой норы кто-то негромко поскуливал — тоскливо и жалобно, как побитый пёс. Впрочем, при приближении Гэджа и Гэндальфа звуки стихли, слышалось лишь тяжелое, сдавленное дыхание — неуверенное и прерывистое, как у тяжело больного, страдающего, из последних сил цепляющегося за жизнь существа.