Как он только удержался, чтобы не врезать ей от души? Просто обматерил и вышвырнул в коридор — так, что улетела, кувыркаясь. Вот это уже было по-настоящему «нет», и до Хлои наконец дошло. Чем все это закончилось — лучше даже не вспоминать. Но, похоже, урок он не усвоил. Иначе чем объяснить, что всего через три года вляпался в то же дерьмо снова? Почему не смог остановить Эшли в тот самый момент, когда абсолютно ничего к ней не испытывал? В тот момент, когда окончательно и бесповоротно понял, что любит женщину, с которой все так зыбко и неопределенно…

Когда именно это произошло? Он мог сказать с точностью до минуты.

В день самой сильной грозы за все лето. Когда они держали друг друга в объятьях, и Тони подумал, что все это уже было, и не один раз. Именно с ней — со Светой. Это томление и желание, этот разгул стихии и страсти… И на самом пике, совпавшем со вспышкой молнии и раскатом грома, ему показалось, что Света сказала: «Я люблю тебя». И он ответил: «Я тоже». А потом, когда все вокруг плыло в сладкой истоме, пытался понять, было ли это на самом деле…

А потом случилось то, что случилось. Он ждал — каждый день ждал, что Света скажет ему. Хотя бы просто поделится своими подозрениями. Но она молчала. Становилась все холоднее, отстраненнее. И все равно он ждал. Съездил в Линкольн и купил кольцо. Не потому что чувствовал, что обязан. Потому что действительно хотел быть с ней. Надеялся — до последнего дня, до последней минуты. Хотя бы одно слово… Но почему не спросил сам? Неужели причиной были две его предыдущие неудачи? Или все-таки то темное, что встало между ними?

А потом была сухая смска. Недоступный номер телефона. Удаленная страница на Фейсбуке… И все-таки он продолжал надеяться. И даже попросил у Люси Светин петербургский номер. Но та с ледяным выражением лица отрезала: если Света не хочет с ним разговаривать, значит, не стоит и пытаться.

Первая неделя была просто адом. Как он пережил эти дни? А ведь приходилось еще и работать. И помогать со счетами Эшли, которая то ли действительно ничего не понимала, то ли намеренно изображала дурочку. И продолжала липнуть к нему, как пиявка. В этом была какая-то подлая ирония. Когда-то он был готов отдать все, лишь бы девушки обращали на него внимание. И это случилось. Только теперь он наоборот дорого бы заплатил, чтобы этого не было.

С каждым днем становилось все хуже и хуже. Когда Тони сравнил Свету с наркотиком, это была шутка, но то, что он испытывал, действительно напоминало ломку. Он думал о ней постоянно, вспоминал все те дни, которые они провели вместе, по ночам не мог уснуть от изматывающего тяжелого желания.

Если бы можно было просто взять билет и полететь в Петербург… Он даже выяснил, что срочную визу можно оформить всего за три дня, и узнал, какие потребуются документы. Собрался ехать в Лондон, но… так и не поехал. Какой в этом смысл, если она не захочет его видеть?

Еще через две недели в компанию к отчаянью пришла злость. На Свету, на себя, на весь свет. Тони пригласил Эшли поехать с ним в Стэмфорд и привел ее в «Тоби Норрис». Они сидели за тем же самым столом, ели рыбу с картошкой и пили светлый эль. Он был как русалочка, которая отказалась от хвоста ради любви, и каждый ее шаг был словно по лезвию ножа. Все вокруг было этим самым лезвием, и он старался вогнать его как можно глубже. А потом привез Эшли к себе и без лишних слов уложил в постель. В этом не было ни капли чувства, ни капли нежности. Только отчаянье и злость.

Он думал, что Эшли это отпугнет, но она, похоже, осталась довольна. И прилипла к нему еще сильнее. И тогда он сдался, потому что понял, что теперь ему все равно. Если не Света — какая разница, кто будет рядом. Лишь бы кто-то был, чтобы хоть немного заполнить эту чудовищную, зияющую пустоту. Это было эгоистично, возможно, даже подло, но… ему было все равно.

Эшли висела на нем прилюдно, спасибо хоть не при Питере и Люси, — ему было все равно. Прислуга смотрела на него с брезгливым недоумением — ему было все равно.

Она фактически сама сделала ему предложение. Вроде бы в шутку: а что, если нам пожениться? Как хочешь, равнодушно ответил он. Только никакой церкви, никакой свадьбы. Просто зарегистрируемся в деревне. Эшли вытаращила глаза и хотела было возразить, но решила, что лучше не рисковать. Похоже, она сама не ожидала, что он согласится.

Наверно, единственным человеком в Скайхилле, который не демонстрировал ему свое неодобрение, был Питер. Не потому, что одобрял. Просто не демонстрировал. Хотя, когда узнал о предстоящей женитьбе, не выдержал.