«Завтра съездим на шопинг, — размышляю на обратной дороге. — Черт! Куда этот Пайель пропал вместе с моей машиной и телефоном?»

Сворачиваю в темную арку, и тут от стены отделяется тень.

— Краля, подь сюды!

На меня идет, покачиваясь, длинный бомж. За версту чувствую запах мочи и перегара. Задерживаю дыхание: тошнота так и кружит голову. Откуда в элитном районе взялся отморозок?

Замираю на месте, принимаю боевую стойку, и тут бьет по мозгам: это чужое тело. Приемы самозащиты, которыми владею на автомате, на нем не отработаны.

— Слушай, мужик, иди своей дорогой.

— А я и иду, — щерится тот. — Дай деньжат на опохмел, а!

Начинаю пятиться: сзади — широкий проспект, яркое освещение, много людей. Там получится скрыться. Мужик, скаля черный рот, надвигается на меня. Вот он делает резкое движение вперед, я срываюсь с места…

Вспышка света, и я стою в душевой кабине с бритвой в руке.

Макар закрывает дверь, и я немного выдыхаю. Конечно, мыться одной рукой чертовски неудобно, но мне все равно. Вторая висит плетью вдоль тела: еще действует обезболивающее, поэтому я ее почти не чувствую. Намыливаю короткие волосы, а в голове тесно от мыслей.

Как быть? Я не выдержу три месяца в одной квартире с мажором. Минуты не проходит, чтобы мы не полаялись, как цепные собаки.

А еще это дурацкое состояние, когда горит все внутри и с телом творится что-то неладное. Причем с чужим телом. Я смотрю глазами Макара на бывшую себя и вижу милашку, от одного взгляда на которую слюнки текут. Так и хочется ущипнуть аппетитную попку или положить пальцы на грудь и выяснить ее размер. Это что? Мужские инстинкты?

Дьявол!

Между ног зашевелилось. Чужой орган стал наполняться кровью и расти. Дикое желание — засунуть его во что-то теплое, влажное и мягкое буквально сводит с ума.

— На место! — вскрикиваю я басом. — Пошлый идиот! Живо на место!

Расставляю пошире ноги, а этот гад насмехается надо мной, покачивается, перевитый венками, и словно подмигивает глянцевым глазом.

«Не смотри на него! Не смотри!» — приказываю себе, но рука помимо моей воли тянется, чтобы погладить. Бросаю мочалку на пол душевой кабины и дергаю дверь в сторону. Вид белоснежной ванной немного приводит в чувство. Ступаю на кафель и тут взглядом ловлю свое отражение в зеркале. Оно смотрит затуманенными синими глазами, а из приоткрытого рта вырывается хриплое дыхание.

Трясу головой и хватаю бритву. Стараясь не смотреть вниз, ставлю ногу на край душевой кабины, намыливаю ее и начинаю возить лезвием по коже.

— Вот тебе! — шепчу зло, смывая волоски. — Будешь знать, как надо мной смеяться.

Покончив с одной ногой, сбриваю волосатость и на другой. Теперь ноги не выглядят так раздражающе как вначале. В конце концов, мне носить это тело три месяца. Хочу иметь гладкую и нежную кожу.

Насчет нежной я погорячилась, она скорее продубленная солнцем и ветром, но без волос кажется намного приятнее. Пока возилась с волосами на ногах, увитый венками приятель вернулся в спящее состояние. Вздыхаю: прошлась бы бритвой и вокруг него, но боюсь, опять встрепенется и пойдет искать что-то теплое, мягкое и влажное.

Тут же память выводит на экран картинку: подросток сует свой возбужденный агрегат в теплый яблочные пирог.

— О боже! — ладонью хлопаю себя по бедру и вздрагиваю от боли. — Уля, приди в себя!

Сжимаю в пальцах бритву, готовая уже на все и… оказываюсь под сводами темной арки.

В первый момент теряюсь, не сразу понимаю, что здесь делаю и почему.

— Ладно тебе, кралечка, не ломайся.

Взвизгиваю от близкого голоса и вижу пьяного мужика, который прет танком. Он вдруг вытаскивает из кармана перочинный ножик — так себе оружие, только лезвие длиной десять сантиметров может принести серьезный вред организму — но его один вид выводит меня из себя.

Полицейский, прятавшийся за обликом женщины, мгновенно просыпается. Не раздумывая, хватаю мужика за запястье, выворачиваю его, но бомж держит оружие крепко. Тогда ребром ладони бью его по основанию носа, а когда он рыкает, разворачиваюсь и добавляю по кадыку.

Мужик хрюкает и валится с грохотом на спину. Я смотрю, как он корчится на асфальте, пытаясь вдохнуть, а адреналин бушует в крови.

— Не смей трогать девушку!

Оборачиваюсь на вопль: через двор несется Макар в одних трусах и размахивает бейсбольной битой, а за ним с визгом и лаем торопится Сэми. Мои мужики влетают в арку. Корги запрыгивает на грудь к грабителю, а мажор бросается ко мне. Я только хлопаю ресницами.

— Кажется, ему нужна скорая, — показываю пальцем на корчащегося в муках бомжа.

— Ты как? Цела?

Макар одной рукой ощупывает меня, проводит ладонью по лицу, замечает на асфальте нож, наклоняется, но я толкаю его.

— Не тронь! Улика!

— Вот черт!

— Сэми, или к мамочке! — зову песика, но увлеченный благородным чувством защитника, тот скачет по груди бомжа и лает, как безумный.

Хватаю его на руки, ищу по карманам телефон, вспоминаю, что забыла его в сумке, и тут в арку сворачивает машина.