— Ангел! — хором вопим мы с мажором и бросаемся навстречу.

Тот резко бьет по тормозам, опускает стекло, смотрит на нас и качает головой.

— Вот вы, люди, даете! Ни на минуту вас нельзя оставить без присмотра.

Он выскакивает из машины и бросается к бомжу. Тот уже не крутится, но дышит тяжело и с хрипами.

— Чем ты его огрела? — смотрит на меня.

— Ничем, ладонью.

Показываю, как это сделала. Пайель прикладывает руку к груди бомжа, секунду ждет. У нас на глазах у алкаша выравнивается дыхание, вот он опускает веки и расслабляется.

Ангел встает и накидывает на плечи Макару свою куртку.

— Прикройся, нудист.

— Я не нудист, — оскорбляется тот и поджимает обиженно губы.

Естественно, он только что, не думая о себе, рвался спасать подругу, а его так унизили.

— Что делать будем? — Пайель смотрит на нас.

— Надо позвонить Мишке, он уладит проблему.

— Звони.

— Телефон в квартире.

Ангел протягивает свой, вернее, мобильник адвоката. Бедный Леонид Михайлович! Где его душа весь день гуляет, никому не ведомо. В книге вызовов нахожу номер участка, набираю его. Мишка отвечает сразу, словно ждал у трубки. Он молча выслушивает мои стенания и коротко рявкает:

— Выезжаю. Ждите.

Мишка появился как раз в нужный момент: бомжик уже пришел в себя и покрыл нас трехэтажным матом. Уши свернулись в трубочку, пришлось еще до кучи извиняться перед случайными прохожими и посекундно оглядываться, чтобы не привлечь внимание людей со стороны проспекта.

— Ну, что тут у вас? — угрюмо окинул нас взглядом качок и нахмурился. — И что вы вместе делаете?

— Миш, помоги, — умоляю его я, — на вопросы ответим потом. Сдай этого товарища в участок, будь другом.

— А сама не можешь?

Приятель был явно в плохом настроении. Он с шумом захрустел пальцами, словно готовясь к битве, схватил грабителя за шиворот, поставил на ноги и хорошенько встряхнул. Не могла же я сказать Мишке, что нельзя мне сейчас отрываться от мажора, боюсь до чертиков новой смены тел.

— Не могу, я же служу в дорожной полиции.

— И я тоже.

— Простите, молодой человек, — высунулся с умным видом ангел. — У вас должны быть связи и в других отделах.

— Так, Улька лучше меня всех знает. Я чаще на полевой работе, а она в офисе заседает, протоколы печатает.

— А как же мой случай? — не удерживается от едкого вопроса мажор.

— Захотелось размяться.

— Угу! Размялась.

Я ловлю убийственный взгляд Макара и пожимаю плечами: кто же знал, что встреча с ним окажется судьбоносной: в небесной канцелярии перепутают наши души, и исправлять положение придется целых три месяца.

Вот и сейчас, словно кто-то невидимой рукой руководит нашими жизнями. Дело принимает плохой оборот. Мишка тупит, я нервничаю, Макар трясется от холода, адвокат всех разглядывает с нескрываемым любопытством, словно изучает людишек на стекле под микроскопом.

— Миш, посмотри на нас, — ткнула его в плечо. — Мажора сегодня укусил мой корги, мы встретились, чтобы разобраться в ситуации.

— Разве корги кусаются? — искренне удивился друг. — Это же собаки-пастухи.

— Но…

Я захлопываю рот. Как объяснить приятелю, что ситуация неординарная, что бедный Сэми сошел с ума от происходящего. Он слышал интонации и слова хозяйки, сказанные чужим голосом и идущие совсем из другого тела.

— Слушай, ты чего капризничаешь? — не выдерживает Макар. — Тебя несколько человек просят.

— Эй, — завопил бомж. — Долго еще? Сейчас обоссусь!

— Миш, — я умоляюще заглядываю в глаза приятелю и очень боюсь, что вернусь в тело Макара, не завершив разговор. — Не могу я сейчас с полицией связываться.

— А-а-а, — кивнул качок и уставился вниз. — А у этого господина марафон по пересеченной местности?

— Какой марафон?

Я перевожу взгляд и холодею, мажор выглядит слишком по-домашнему. Мало того, что он напялил на мокрое тело только футболку и спортивные штаны, так еще и на ногах ничего нет. Так сказать, легкий променад босиком суровым осенним вечером.

Неужели спасать меня выскочил? Странный товарищ.

Но… приятно…

— Странная у вас встреча, — басит качок.

— Миш, помнишь, билеты… — подмигиваю ему. — Я свои обещания держу.

— Ладно, уговорила.

Приятель дает тумака бомжу, видимо, срывая на нем свое недовольство, тот вопит благим матом, но, получив еще один тычок, затыкается и ворчит себе под нос. Минута — и он исчезает в глубине салона Мишкиной машины. Я наблюдаю, как она разворачивается и выезжает из арки и подмигивает габаритными огнями, сворачивая на проспект.