А ведь от Беломорска нас могут направить и в Сегежу, и в Медвежьегорск, да мало ли мест в Карельской АССР для таких, как мы!

Под утро услышали название станции: Кемь. Вагон загнали в тупик и до самого вечера никуда его не толкали. А когда совсем стемнело, нас разгрузили и провели в какой-то мало освещённый барак. В нём уже было человек триста заключённых. Некоторые из них живут здесь уже больше недели. Барак без нар, но с решётками на окнах.

Тут мы узнали ошеломившую нас, а в особенности «ИТээ-Ловцев», что готовится этап на Соловецкие острова. Тут же нам сказали, что Соловецкий лагерь ликвидирован и полностью превращён политическую тюрьму особого назначения.

Лично я это встретил как само собой разумеющееся, так как мой формуляр вполне отвечал этому. Далеко не так встретили это известие мои товарищи, вместо лагерей попадая в тюрьму, да ещё и особого назначения.

Под утро начали вызывать по десять человек. Явно нарушив принцип карантина, предусматривающий нахождение в последнем не менее трёх дней, в четвёртой десятке вызвали меня, несмотря на моё поступление в карантин только сегодня.

Приказали снять всю одежду. За столом сидят какие-то чины. Опять подробный опрос по формуляру. Женщина-врач, в белом халате, осматривает каждого со всех сторон, как и в Бутырской тюрьме, заставляя поднять руки, присесть, открыть ро г. Очевидно, в её функции и здесь входит не установление состояния здоровья, а предупреждение проноса заключённым запрещённых предметов. Невольно напрашивается один лишь вопрос: на каком факультете и в каком университете она училась такому «врачебному искусству», а ещё очень хотелось взглянуть на её дипломную работу.

Ведут в предбанник, стригут голову, под мышками и везде, где находят нужным. Загоняют в баню. К нашим услугам — горячая и холодная вода, мыло, мочалки и даже полок с вениками. Время пребывания в бане не регламентируется — мойся, пока не надоест.

По выходе из мойки выдали бельё, брюки, рубахи, бушлаты, матерчатые шапки, ботинки без шнурков. Вся одежда новенькая, никем не ношенная. Наша домашняя одежда уже побывала в «жарилке» и общей кучей свалена в сторонке. Приказывают разобрать свои вещи и связать в узлы или сложить в чемоданы. На узлы и чемоданы наклеивают этикетки с фамилией, именем, отчеством (полностью), статьёй, сроком. Ещё раз фотографируют, берут отпечатки пальцев. Наконец, грузят в трюм баржи. На барже крупные белые буквы «СЛОН» (Соловецкий лагерь особого назначения).

В барже тепло, иллюминаторы почти на уровне воды Белого моря. Через них видна светлая голубизна морозного неба; море на вид холодное, свинцовое. Высокие седые волны бьются о борта баржи и причал.

Маленький буксирный пароходик подхватил баржу, протяжным гудком спугнул тишину безлюдья и, пыхтя, потащил её через море, как бы силясь навсегда оторвать от человеческого жилья, звонких песен, радости и печали человеческой.

Вскоре на горизонте показался чёткий силуэт крепостных стен древнего Соловецкого монастыря, крупнейшего в своё время религиозного центра царской России, основанного ещё в пятнадцатом веке на юго-западном берегу самого большого острова в Белом море приплывшими сюда монахами Савватием и Германом.

Мощные стены и башни Соловецкого монастыря из глыб дикого камня, заснеженные купола Успенского и Преображенского соборов, церкви Усекновения на Секирной горе и десятков других — ценный и неотвратимый своей красотой памятник русского зодчества показался на горизонте во всём своём величии и неописуемой красе.

Главный и самый большой остров, с разместившимся на нём монастырём, окружён множеством более мелких островов и островков. Среди них — Заяцкий, Анзерский, Попова, Савватеевский, Мусалма, Голгофский и другие.

В рукописи 18-го века Государственной публичной библиотеки Соловецкого монастыря о Голгофском острове есть такая запись: «18-го июля 1712-го года иеромонаху Иову под горой Голгофа явилась Богоматерь и сказала: сия гора отселе будет называться Голгофой и на ней устроится церковь и Распятский скит. И убелится она страданиями неисчислимыми».

Свыше двух столетий предсказание явившейся Иову Богоматери не свершалось, а вот к моменту нашего «поступления» в Соловецкую тюрьму остров Голгофа стал очевидцем большой крови и страданий.

Достоверность событий, происшедших на горе Голгофа, конечно, документально не подтверждалась, но рассказы, распространявшиеся лагерной обслугой кемьского карантина, потрясли нас до глубины души. А поведали они нам следующее: в Соловках до недавнего времени был большой лагерь, насчитывающий тысячи заключённых. Особенностью его было исключительно жестокое обращение с лагерниками. Все хозяйственные и административные должности (коменданты, нарядчики, десятники, бригадиры, каптёры, хлеборезы, работники пекарни, кухни-столовой, бани и др.) комплектовались исключительно из рецидивистов — крупных воров, убийц, бандитов, грабителей. Издевательства, произвол, грабёж, битьё работяг по поводу и без всякого повода превратились в повседневность, поощрялись вольнонаёмной администрацией. Зимой полураздетых, голодных заключённых выводили на замёрзшее Белое море, заставляли пробивать во льду лунки на некотором расстоянии одна от другой, а потом требовали переносить вёдрами воду из одной лунки в другую. Тех, кто как-то сопротивлялся этому (не набирал полных вёдер, медленно нёс их, изображал на своём лице недовольство) бригадир избивал до потери сознания, а начальник режима водворял в карцер. Издевательства и произвол, творящиеся на острове, стали достоянием каких-то кругов в Англии. По одной версии, англичане узнали об этом от бежавших из лагеря заключённых, по другой — по прибившимся к берегам Англии брёвнам, с вырезанными на них рассказами о творящемся в лагере. Свидетельств в пользу второй версии было гораздо больше, чем первой.

Вмешательство Англии послужило появлению на острове комиссии по расследованию с широкими полномочиями, вплоть до суда, вынесения приговоров и приведения их в исполнение.

В результате расследования сто семьдесят человек рецидивистов и какое-то количество вольнонаёмного состава были вывезены на остров Голгофа и расстреляны.

Так ли это было и было ли вообще — утверждать нет оснований, но рассказ потряс нас своей жестокостью и привёл в ужас. Многим из нас казалось, что в нём есть какая-то доля истины и это было страшнее всего.