— Нет, — выдыхаю я.

— Нет? — Ксема приподнимает чёрную как смоль бровь.

— Нет? Вы даже не предложите мне выпить? — я провожу языком по пересохшим губам.

Домитина скрещивает руки.

— Мы не обслуживаем полукровок с закругленными ушами.

Её взгляд падает на блондинку с короткими волосами, которая стоит на коленях и собирает руками осколки стекла.

Девушка, такой же полурослик, как и я, вздрагивает. Я представляю качество жизни здешних слуг, и меня переполняет негодование.

Нацепив на себя уверенную улыбку, я говорю:

— Я не ожидала, что вы будете меня обслуживать, биснонна.

Учитывая, что Домитина не называла её бабушкой, я чувствую, что если назову её «прабабушкой», это невероятно выведет её из себя.

Конечно же, она издаёт шипение, словно я проткнула её морщинистую кожу железным штыком.

— На случай, если вы не слыхали, я работаю в таверне, и я сама умею наливать вино в бокалы и глотки. Или куда пожелают наши посетители.

Я замолкаю, чтобы мой намёк возымел эффект. И хотя я часто поправляю тех, кто предполагает, что я секс-работница, побледневшие лица моей прабабушки и тёти определённо стоят того.

Данте издаёт сдавленный смешок рядом со мной.

— Обещаю уйти после первого напитка, — говорю я сладким голосом, осматривая модных гостей.

Я замечаю несколько знакомых лиц: родителей Фибуса и их дочь, будущего мужа Флавии, Викториуса Сурро, который так же стар и высокомерен, как и её отец, а также множество завсегдатаев «Кубышки». Некоторые из них задерживают на мне свои взгляды и медленно оглядывают меня с ног до головы, от чего моя кожа покрывается мурашками; другие же отводят глаза, словно беспокоятся о том, что я их узнаю и запятнаю их репутацию.

А вот женщины откровенно пялятся на меня и так же беззастенчиво перешептываются. Я улавливаю несколько комментариев о своих ушах и о кителе принца, покрывающем мои плечи.

— Я вижу, что отсутствие вкуса передалось тебе от Церес.

Ксема так высоко держит голову, что я могу видеть её узкие ноздри.

Отсутствие вкуса? Платья моей бабушки такие же простые, как те, что носят люди в Раксе.

— К несчастью, денег, которые она зарабатывает, продавая чай и примочки, не хватает на покупку модных платьев. Не то, чтобы у неё было, куда в них ходить. Знаете, она ведь стала persona non grata, так как не повернулась спиной к своей дочери и ко мне, какими бы грязными мы ни были.

«Фэллон, полегче. Мы ещё не совсем закончили».

«Они мерзкие».

«Я знаю, Behach 'Ean».

От меня не укрывается вздох, который слышится в его голосе, и хотя меня отделяет от ворона, должно быть, половина поместья, меня немного успокаивает то, что я могу его слышать.

— Вон! Вон из моего дома, ты грязная маленькая… маленькая…

— Полурослик? — предлагаю я.

— Отродье! — визжит она так громко, что её слышно во всей Тареспагии.

Вокруг становится так тихо, что я слышу, как лопаются пузырьки в хрустальных графинах с фейским вином. Я также слышу, как белая хлопковая ткань скользит по коже Данте, когда он скрещивает руки.

— Отродье, — повторяет попугай.

— Довольно, — говорит Данте.

Я приподнимаю подбородок, радуясь тому, что Данте заступился за меня, хотя он всего лишь отчитал попугая.

— Довольно, Фэллон, — тихо повторяет он.

Я поднимаю на него глаза и замечаю усмешку на губах Домитины.

То, что Данте встал на сторону моих злобных родственников, ощущается как пощечина.

— Спасибо, Принчи, — Ксема складывает руки на набалдашник своей трости.

Вставки между камнями песчаника, сделанные из расколотых ракушек, расплываются у меня перед глазами. Я моргаю, а затем поднимаю пальцы к воротнику кителя Данте и расстегиваю пуговицу.

— Мне неожиданно сделалось слишком жарко, Альтецца.

Он не забирает у меня военный мундир, который болтается между нами у меня в руке.

Может быть, теперь, когда он касался моей кожи, Данте считает его грязным?

— Стоит ли мне его сжечь, или достаточно постирать?

— Фэл, хватит. Ты ведешь себя… ты ведешь себя точно сама не своя.

Только это не так. Я говорю то, что думаю и чувствую.

— Прости, если тебе больше нравится, когда я веду себя, как половик.

— Я не это имел в виду.

Я слышу, как Викториус бормочет, что у меня, должно быть, месячные, из-за чего на него начинают таращиться все присутствующие женщины, включая его будущую жену. Я, вероятно, улыбнулась бы, если бы моё эго не было задето.