— Если я узнаю, что это твоих рук дело, Фэллон…

Его угроза повисает в мёртвой тишине вестибюля.

— Я вас умоляю, — я закатываю глаза. — Если бы я решила потопить королевский флот, нонно, я бы убедилась в том, что вы находитесь на борту одной из лодок.

Хвостик Юстуса начинает покачиваться из стороны в сторону, словно маятник, когда он поднимает голову.

— Что за демона породила твоя дочь, сын мой? — визжит Ксема.

Её оскорбление отражается от каждого гранёного камня и каждой сверкающей ракушки, что украшают около дюжины люстр, купающих огромное помещение в волшебном свете фейских огней.

— Это ты приказала им напасть, Фэллон? — Данте опускает на меня глаза.

Ничто, даже то, что он до этого принял сторону этих ужасных женщин, не могло подготовить меня к его вопросу.

— Конечно же, нет!

Как он мог такое подумать?

— Я стою перед тобой.

Роберто откашливается.

— Это произошло утром.

— И что? Вы думаете, что я была в другой части королевства сегодня утром? Мой конь может быть и быстрый, но это всего лишь конь.

— Может быть, она приехала на змее?

Предположение Домитины вызывает шепотки о том, что я связана со змеями, среди восхищённых зрителей.

Я так разгневана, что втягиваю щеки.

— Это было бы очень удобно, зиа, но я могу вас уверить, что я прибыла сюда не по морю.

«Я, конечно, поражен твоей выдержке, Behach 'Ean, но может быть пора уже сворачиваться, а не то мой отвлекающий манёвр может оказаться напрасным».

Я подпрыгиваю при звуке голоса Морргота. И хотя часть меня хочет задушить ворона за то, что он бросил меня среди этих гадюк с заострёнными ушами — да простят меня змеи королевства — другая моя часть хочет поздравить его с тем, что его хитрый план сработал.

«А нельзя было выбрать другое животное? Которое не ассоциируется со мной? Может быть, приказать полчищу термитов прогрызть деревянные лодки?

— Накормите её солью! — говорит Ксема, и в то же самое время её попугай кричит:

— Изменница!

Он — первое животное, которое мне не нравится, и я представляю, как он превращается в обед Минимуса.

Данте достаёт табакерку из кармана своих штанов, раскрывает её и протягивает мне.

Не сводя глаз с Ксемы и её хамоватого питомца, я хватаю коробочку и опрокидываю в себя всё её содержимое, чтобы никто не мог обвинить меня в том, что я проглотила только пару кристалликов. Меня начинает тошнить, но я сглатываю.

И затем я заявляю, громко и четко:

— Я не приказывала змеям нападать на королевскую бухту. Я не умею управлять змеями.

Глаза присутствующих округляются, как и их рты. Я привела их всех в замешательство.

Я обвожу глазами растерянные лица.

— Ещё какие-нибудь вопросы, на которые вам нужен правдивый ответ, пока я ещё нахожусь под воздействием соли?

Несмотря на то, что выражения лиц членов моей семьи остаются подозрительными, Данте и Марко перестают грозно смотреть на меня. Это всего лишь затишье перед бурей, которая в итоге на меня обрушится, но всё же затишье.

— Что они забрали с Исолакуори?

Костяшки пальцев Марко на рукояти кинжала, висящего у него на поясе, белеют.

— По словам эльфов, которых отправил капитан, они прорвались в тронный зал и погасили ваш вечный огонь.

Он так резко вдыхает, словно стражник объявил ему о том, что весь замок был разрушен.

— Что-нибудь ещё? — спрашивает Данте.

— Это всё, Альтецца, — говорит второй стражник, вытирая лоб.

— Что-нибудь ещё? — рявкает Марко.

От его парчовой туники золотого цвета начинает подниматься дым. Как и от его сжатых рук.

Поскольку он не ворон, я подозреваю, что он не собирается превратиться в аморфный сгусток.

«Сгусток?»

Реакция Морргота заставляет меня улыбнуться. До тех пор, пока я не вспоминаю, что он в прямом смысле может считывать каждую мысль в моей голове.

— Это прямая атака на корону!

Несмотря на то, что Данте стоит между нами, тепло, излучаемое телом коронованного монарха, охватывает мою кожу.

— Юстус, приготовь мой корабль! Мы отбываем сегодня вечером. Я хочу собственноручно выпустить кишки этим предательским крысам, после чего сожгу их трупы, а прах развею над Ракокки.

Я опускаю руки на живот, который сильно сжимается при мысли о необоснованно жестоком плане возмездия. Я смотрю на Данте, желая, чтобы он усмирил жажду убийства своего брата, напомнив ему о том, что потушенный огонь это, конечно, оскорбление, но вряд ли стоит того, чтобы лишать кого-то жизни.

Марко бросается в сторону двери, но останавливается, когда стражник тихо говорит: