Я не испытываю иллюзий насчёт того, что мне будет легко завоевать сердце Данте, но если я вступлю в эту битву уже проигравшей, каковы шансы на то, что я смогу победить?

ГЛАВА 7

Звёзды уже начинают исчезать, когда я возвращаюсь домой, где так тихо, что я слышу, как в квартире напротив кипятят чай рыботорговцы перед тем, как отправиться бороздить море, пока не проснулся ветер.

После бесплодных попыток отыскать у себя на кухне золотую ленту или письмо с гербовой печатью, я на цыпочках поднимаюсь по винтовой лестнице, вздрагивая от каждого скрипа. При взгляде на свою пустую кровать и стол, я теряю всякую надежду получить приглашение.

Сибилла и Джиана уже получили свои ленты, как и их родители, и, конечно, Фибус. Несмотря на то, что он обитает в Тарелексо и из солидарности коротко подстригает свои золотые локоны, до тех пор, пока его семья не отреклась от него, он остается жителем Тарекуори, и, насколько я слышала, все они приглашены.

Я, не раздеваясь, падаю на кровать и сворачиваюсь калачиком. Несмотря на то, что я отказываюсь плакать, слёзы подступают к моим глазам и проливаются на подушку. Я злюсь на мать. Очень злюсь. Это всё её вина.

Из-за неё у меня нет никаких перспектив, только ужасная репутация.

Удивительно, что нас вообще не переселили в Ракс к дикарям.

— Ты сегодня поздно, — бабушка стоит в дверях моей комнаты, на её чёрную ночнушку накинута шаль. — Точнее, рано.

— Ночь была очень насыщенной, это всё из-за ажиотажа вокруг лент, — я лежу к ней спиной и смотрю в окно на перламутровое небо. — Мы ничего не получали?

Комната погружается в тишину, и мне даже кажется, что бабушка вернулась к себе в кровать, но характерный для неё запах лимона и глицинии доносится до меня, опутывая мою грудь, точно лианы.

— Нет.

— Конечно, нет.

Если существует список полукровок, которым запрещено появляться на Исолакуори, женщины по фамилии Росси явно в него входят.

— Королевские пиры слишком переоценивают, Капелька.

Печаль ещё сильнее сжимает мне горло.

— Видимо, мне уже никогда не узнать.

— Ми куори…

Я не чувствую себя сегодня «её сердечком» или её «капелькой». Я даже не чувствую себя Фэллон Росси.

— Спокойной ночи, нонна.

Она подходит к моей кровати и садится, а затем ладонью касается моих волос и убирает их с моих мокрых щёк.

— Я сказала «спокойной ночи».

Я сдвигаюсь так, что её рука соскальзывает.

Она на мгновение задерживается и шепчет:

— Я тебя люблю.

Она хочет, чтобы я тоже ей это сказала. Матрас всё ещё продавливается под весом её худощавого тела, а цветочный аромат атакует мой нос. Поняв, что она не дождётся от меня нежных слов, она встает и выходит из комнаты.

Ржавые петли скрипят, когда она начинает закрывать дверь моей маленькой спальни. И когда я слышу, как щёлкает деревянная дверь, встроившись в проём, я утыкаюсь лицом в подушку и начинаю рыдать.

В день праздника таверна, как и большинство магазинов и заведений, закрыта.

Гондолы, украшенные белыми цветами и искрящейся органзой, вереницей плывут по каналам и везут гостей на Исолакуори. Каждый раз, когда такая гондола проплывает под маминым окном, моё сердце сжимается.

Я наблюдаю за тем, как несколько счастливцев в шикарных шёлковых одеждах и сверкающих украшениях, переплывают канал, громко и весело переговариваясь. Некоторые из них даже поют непристойные песни, начав праздновать прямо в лодке.

Ящерицы, ползающие по лозам глицинии, как будто чувствуют мою печаль. Четыре ящерицы перемахивают через подоконник и начинают карабкаться по стене, развлекая нас с мамой, солнечные лучи отражаются от их золотых чешуек. Одна из них даже прыгает маме на колени и заползает на её переплетённые руки, после чего находит идеальную щёлку для своего миниатюрного тела. Уголки маминых губ дёргаются, и печаль немного отступает.

Рептилия закрывает глаза, а я читаю слова, как будто выложенные из камешков, которые проносятся у меня в голове. Я надеюсь, что они проникают и в мамину голову. Когда она засыпает, я отношу её нового друга обратно на карниз и закрываю окно, после чего отправляюсь на прогулку. Это ужасная идея, потому что на улицах пусто и тихо.

Сибилла и Фибус не знают, что меня не пригласили, а я побоялась признаться им в этом, так как это могло изменить их планы, или что ещё хуже — не изменить. Когда солнце окрашивает небо в оранжевые и розовые тона, я оказываюсь на пристани, где встречаю Джиану, которая запирает дверь таверны. Я пытаюсь завернуть в переулок, пока она меня не заметила, но не успеваю.

— Сиб уехала вместе с мамой и папой около часа назад, — она осматривает мою одежду. — Почему ты не нарядилась?

Я смотрю вниз и начинаю теребить свой простенький наряд. Вместо того чтобы ещё больше погрязнуть в жалости к себе, я округляю глаза и с притворным ужасом шепчу: