— Говорят, что их моча заставляет фейри вести себя… буйно.

— Во-первых, это отвратительно.

Хотя и информативно. Как так вышло, что Фибус, который вырос среди эльфов, не рассказывал мне об этом?

— Во-вторых, я сама себе завариваю кофе, и у меня нет эльфов.

Из-под лодки выплывает голубой змей, его молочно-белый рог блестит в лунном свете. Он не обращает на нас внимания и просто уплывает, заставив Джиану приглушённо вскрикнуть. Волны врезаются в борт лодки. Я теряю равновесие.

Антони обхватывает меня рукой за талию, когда я налетаю на него сбоку.

— Лучше поплаваем после праздника.

Я запрокидываю голову и смотрю ему в лицо.

— Поплаваем? Ты плаваешь?

— Моя стихия — вода.

— Верно, но никто не умеет управлять морскими змеями.

Он так пристально смотрит на моё лицо, что мои щёки вспыхивают.

— Кроме тебя.

— Я пересекалась только с одним.

Я опускаю взгляд на канал. Интересно, а вдруг Минимус находится сейчас где-то под этой водной гладью, залитой лунным светом?

— Другие могут меня ненавидеть.

— Вряд ли есть существа, которые могут тебя ненавидеть, Фэллон.

Я делаю глубокий вдох, наполнив лёгкие солью, ветром и светом звёзд.

— Мой дед.

— Твой дед — дурак.

Я делаю резкий вдох, потому что мы уже в нескольких метрах от контрольно-пропускного пункта, и два солдата-фейри стоят у плавучих ворот.

— Не говори так.

Антони хмурит лоб. Он решил, что я защищаю деда.

— Его влияние слишком огромное, а слух слишком острый. И хотя ты умеешь плавать, я не хочу, чтобы ты закончил свои дни в этом канале.

Его лоб медленно разглаживается, а непринуждённая улыбка возвращается.

Я ожидаю, что стражники остановят лодку, но Антони кивает головой, и они открывают ворота. Я чувствую, как один из них смотрит на меня, и поворачиваю лицо в сторону Антони, чтобы скрыться от внимания мужчины за его шеей.

— Они ведь никому не скажут, что видели меня на твоей лодке?

Антони ещё крепче сжимает пальцами мою талию.

— Не скажут, если, конечно, хотят сохранить в секрете свой секрет.

Раздается скрип дерева и металла, когда ворота закрываются за нами. Я испускаю вздох.

— Эти твои секреты, которыми ты торгуешь, должно быть совсем ужасные.

— Совсем.

И хотя я знаю, что мне нужно отойти от него, я чувствую себя обязанной Антони, и я бы солгала, если бы сказала, что мне не нравится то, как крепко он меня сжимает. До этого меня касались руки только одного мужчины, Данте, и это было так давно, что я уже забыла, каково это.

Нос лодки начинает пробиваться сквозь какой-то хлам — сломанные доски, покачивающиеся бутылки, раздутые тушки рыбы, фекалии — от которого поднимается вонь, заставляющая меня начать дышать через рот. Не удивительно, что канал в этих местах такой мутный.

— Почему фейри не чистят канал? — говорю я немного в нос, так как стараюсь изо всех сил не вдыхать воздух.

— Потому что король считает, что люди должны жить в своей грязи, и запретил использовать магию для улучшения жизни в Раксе.

Я сжимаю руки в кулаки из-за шока и гнева.

— Это… это… жестоко. Если бы Данте был королём…

— Он бы оставил этот запрет.

— Нет, не оставил.

Антони напрягает руку, после чего она исчезает с моей талии, как и его улыбка.

— Я и забыл, что он твой друг.

— Он заботится о своём народе, будь то чистокровные фейри, полукровки или люди.

— Но при этом ты сейчас со мной, а не с ним во дворце. Значит, он заботится недостаточно сильно.

Я чувствую укол в груди.

— Это бал в честь короля, а не принца.

Антони хватает проницательности не продолжать этот разговор, но когда мы приближаемся к искривленным корням кипарисов, окаймляющих берег, наш спор продолжает висеть между нами, как мусор на поверхности воды.

ГЛАВА 8

— Держи.

Джиана всовывает мне в руки тяжёлую глиняную кружку и садится на ржавую бочку, которую расплющили, превратив в скамейку.

— Мне кажется, тебе это надо.

Я нюхаю пенную жидкость? и от одного её запаха у меня начинают слезиться глаза.

— Что это такое?

— Алкоголь.

— Я поняла. Я имела в виду, какой именно?

— Домашний эль. На вкус он лучше.

Я делаю аккуратный глоток и едва не выплевываю лёгкое вместе с кашлем, такой у эля горький вкус.