Её взгляд такой же настороженный, как и тон её голоса.

— Да.

— В школе мы изучали, что представители племени снабдили своих птиц железными когтями и клювами, чтобы сделать из них оружие.

Все молчат.

— Там были птицы, полностью облачённые в железные костюмы?

Антони хмурит лоб, его губы тоже хмурятся.

— Костюмы?

— Доспехи.

Я указываю на своё тело.

— Доспехи, полностью покрывающие тело.

— Доспехи для птиц? — Маттиа упирается о круглый стол предплечьями, покрытыми светлой шерстью — клянусь, этот мужчина наполовину медведь.

Риккио усмехается.

— А я-то думал, что в Раксе ты поглощала только слюну Антони.

Мои щёки начинают гореть.

— Оставь её в покое, Риккио. И, нет.

Антони начинает наклонять голову из стороны в сторону, раздаётся серия щелчков, словно всё его тело напряжено.

— Только когти и клювы были сделаны из железа.

Могла ли Бронвен назвать их железными воронами из-за их металлических конечностей, или я должна найти статуи, изображающие этих смертоносных птиц?

— А кто-нибудь из них выжил?

— Те, что выжили, улетели на Шаббе, — говорит Риккио.

Я вздрагиваю.

— Шаббе?

— Ну, знаешь… тот крошечный остров на юге, который всеми правдами и неправдами хотел бы завоевать наш славный и справедливый король.

Похоже, Риккио совсем не любил Марко.

— Я знаю всё о том королевстве.

Он закидывает руку на спинку своего стула и разворачивается ко мне лицом.

— А всё ли?

— Да. Всё. Я знаю, что они дикари, которые ненавидят фейри и используют людей в качестве рабов, из-за чего король Коста установил вокруг их острова магическую защиту, чтобы не дать им попасть в Люс.

Появление этой защиты ознаменовало конец Магнабеллум, великой войны между Люсом и Шаббе, которая произошла пять веков назад.

— Я знаю, что они практикуют магию на крови, которая окрашивает их глаза в розовый цвет. Я также знаю, что магическими способностями у них обладают только женщины.

Я окунаю кончик пальца в вино и провожу им по краешку бокала.

— Должна признать, я не знала, что вороны улетели на их берега.

В зловещей тишине раздаётся тихое гудение, исходящее от моего бокала.

— Я понимаю, что они не могли остаться в Люсе, но почему они не мигрировали на восток, в Неббу? Я слышала, что там невероятные леса и горы.

— Они отправились в Шаббе, потому что его жители почитают животных, — серые глаза Джианы горят серебром в свете керосиновой лампы.

Мой палец замирает на полпути. Её высказывание не заставляет меня тут же начать испытывать к ним родственные чувства, но это ставит под вопрос их варварские наклонности.

Стул Риккио скрипит, когда он облокачивается о спинку. Он крутит свой бокал с вином, заставляя пузырьки в сладком напитке забурлить.

— А с чего такой интерес к воронам?

Я убираю палец от краешка бокала и вытираю его о свои колени.

— Потому что я впервые побывала в Раксе, а поскольку некоторые люди помогали горным племенам, которые тогда на нас напали, — я не отвожу от него глаз, чтобы моя ложь прозвучала ещё более убедительно, — я вдруг вспомнила о Приманиви.

Риккио медленно кивает.

— Все, кто помогали тому племени, Фэллон… погибли вместе с ними. В прямом смысле.

— То есть?

Маттиа стучит костяшками пальцев по поцарапанной крышке стола.

— После Приманиви, Марко запер всех несогласных на корабле, который он затем потопил у южного берега Люса, на кладбище кораблей.

Моё сердце стучит о каждую косточку моего корсета.

— Кладбище кораблей?

Риккио наблюдает за тем, как Джиана подливает ему вина, но кажется, будто он сейчас за несколько километров отсюда, дрейфует по Марелюсу.

— Море и течения там настолько дикие, что разбивают любой корабль, который заходит в эти воды.

— Марко скормил их змеям? — в ужасе восклицаю я.

— А чему ты так удивляешься? — он выходит из своего транса. — Регио всегда избавлялись от своих врагов таким образом.

В этой части таверны нет окон, и всё же Маттиа бросает взгляд на стену, которая выходит на набережную. Я решаю, что он беспокоиться о том, что кто-то может подслушивать, но затем он говорит:

— Интересно, утащили бы тебя змеи в своё логово, Фэллон?

Джиана шипит.

— Не говорит так, Маттиа. Даже не думай об этом.

Она проводит пальцем по лужице разлитого вина, после чего подносит рубиновую капельку к своим губам — это фейский ритуал, который совершают, если не хотят, чтобы сказанное сбылось.