Шрифт:
Он делает дрожащий вдох.
— Это всего лишь рука, Фэл, пожалуйста. Я не могу тебя потерять.
Я уже и забыла про обсидиан.
Я осматриваю костяшки своих пальцев. Они и поцарапаны, но кровь не идёт, и пальцы не почернели. Может быть, я делаю слишком поспешный вывод, но похоже обсидиан на меня не действует.
Когда губы моего друга начинают дрожать, я решаю рассказать ему свой секрет, который бабушка запретила кому-либо раскрывать. Тем более что теперь у меня есть секрет похуже, а слишком большое количество секретов в итоге может отравить меня похлеще любого железа.
— Оно на меня не действует.
Я понизила голос, но мне всё равно кажется, что он грохотом разнёсся над крышами Люса.
— Что?
Кончик меча со звоном ударяется о камень.
— На меня не действует железо.
Фибус перестает рыдать.
— Оно на тебя… на тебя… не действует? Но ты… ты…
Вид полного поражения на его лице сменяется полнейшим недоумением.
— Как?
Его глаза округляются, прямо как у Минимуса.
— О.
Его мысли, должно быть, пребывают сейчас в полном смятении, потому что ни я, ни бабушка не имеем ни малейшего понятия о том, почему на меня не действует металл, который смертелен для фейри. Как и соль, которая развязывает фейри язык.
— Ты… ты… человек, которого подменили в детстве.
— Что? — резко отвечаю я, потому что… какого чёрта?
— Нонна сама принимала роды у мамы. Она видела, как я родилась.
Но теперь, когда он это сказал… а что если?
Нет. Я похожа на маму и бабушку. Конечно, у меня другой оттенок кожи, и цвет глаз немного неправильный.
Кровь отливает от моего лица и собирается где-то в районе щиколоток.
— О, Боги, а что если это правда?
Я снова перевожу взгляд на свои костяшки. Но если я человек, почему тогда обсидиан на меня не действует? Или действует?
— Это объясняет то, что у тебя нет магических способностей.
— Но у меня голубые глаза, — бормочу я.
— Фиолетовые. Если подумать, я никогда не встречал фейри с таким цветом глаз.
— Но я похожа на маму и бабушку.
— Не очень.
— Ребёнок, которого подменили…
Я трогаю свою ушную раковину поднятой рукой, и помещение начинает плыть у меня перед глазами.
Человек.
Это значит… это значит, что я умру где-то через семьдесят лет. Или раньше.
— Может быть, поэтому твоя мама потеряла рассудок?
Фибус затягивает нити на полотне своей теории так мастерски, что там больше не остается никаких дырок.
А знает ли бабушка? Меня пугает сам факт, что я задаю себе этот вопрос. Почему я так легко приняла то, что меня, вероятно, подменили в детстве?
Он задумчиво закусывает щёки, и на них появляются ямочки.
— Может быть, с настоящей Фэллон было что-то не так, и твоя бабушка выкрала тебя из Ракса?
— Только вот бабушка была точно так же шокирована тем, что на меня не действуют ни железо, ни соль.
— На тебя не действует соль? Все наши клятвы…
— Мне не нужна соль, чтобы сдерживать свои обещания, Фибс. Особенно те, что я даю своим друзьям.
Ощущение ледяного холода спускается вниз по моей спине, точно след от растаявшей сосульки.
— Ты же всё ещё мне друг?
Он закатывает свои покрасневшие и опухшие глаза.
— Что за дурацкий вопрос?
Моё сердце издает тихий стук облегчения.
— Не могу поверить, что на тебя не действует соль. Боги, Сиб… Погоди. А она знает?
Я качаю головой.
— Не знает никто, кроме бабушки, ну, и мамы, но я не уверена, что она понимает.
Фибус всё смотрит и смотрит на мою кровоточащую руку, после чего щёлкает языком и развязывает узел на своём платке. Оторвав от него кусок ткани, он вытирает им мою руку, после чего туго его затягивает, чтобы остановить кровь.
— Хвала Котлу, что я не позволил тебе коснуться обсидиана.
— Он оцарапал мои костяшки.
Его лицо, которое немного порозовело, снова бледнеет.
— Как быстро… — я облизываю губы, — он начинает действовать на тело?
— Кровь человека становится чёрной за считанные минуты.
Он крутит мою руку из стороны в сторону. Проверяет каждый мой палец.
— Я… — он сглатывает. — Я не думаю…
— Что я человек?
— Я не знаю.
Его взгляд останавливается на мне на несколько мгновений.
— Если только ты… Да, должно быть, это так. Значит, это не обсидиан. Должно быть, эбонитовое дерево или мрамор.