— Генерал Росси, я так много о вас наслышана.

Его кадык поднимается и опускается на его длинной шее.

— Я был бы удивлен, если бы это было не так.

Его голос такой… обычный — он не особенно низкий и не слишком пронзительный — поэтому мне не сразу удаётся расслышать его ответ. Но когда это происходит, я не могу понять, что я в нём слышу — тщеславие или юмор? По каналу ходят слухи, что он такой же заносчивый, как и Марко.

Его взгляд опускается на повязку, скрытую под лёгким белым рукавом моего платья, а затем перемещается на Сильвиуса.

— Почему её рука кровоточит?

Он ожидает, что Сильвиус ему ответит, или он считает, что тот меня покалечил? Что бы он сделал с Сильвиусом, если бы тот был виноват? Наказал или наградил бы его? Меня подмывает сказать, что со мной грубо обошлись, чтобы посмотреть, что станет с этим жестоким капитаном, но я не стану рисковать жизнью Минимуса.

— Всему виной моя неуклюжесть, — я пожимаю плечами. — Я ведь жалкий полурослик.

Выражение его лица остается абсолютно каменным.

— Приведи Лазаруса. Я хочу, чтобы её рану вылечили перед аудиенцией с королем.

На мгновение мне кажется, что Юстуса может заботить моё самочувствие, раз уж он позвал лекаря, но его следующие слова разбивают вдребезги эту хрупкую теорию.

— Нам не надо, чтобы её грязная кровь отравила священные земли Люса.

Твоя правда, бабушка. Твоя правда. Как же я ошибалась, думая, что отец, способный обезобразить уши дочери, сможет полюбить свою внучку.

Генерал расплетает руки у себя за спиной и кладёт одну из них на рукоять меча.

— Ты не похожа на Агриппину.

Это просто наблюдение или его способ указать мне то, что я недостаточно похожа на фейри?

— Наверное, я пошла в отца.

Появляется лекарь. Лёгкий бриз, пахнущий цитрусом, развевает его длинные чёрные одежды. Это тот же самый мужчина, который лечил Данте после его заплыва через канал.

— Вы меня звали, генерал Росси?

Юстус жестом указывает на меня.

— Вылечи руку этой девушки.

Этой… девушки?

Даже Сильвиус, похоже, поражён тем, как назвал меня дед, но его округлившиеся глаза быстро становятся такими же узкими, как и прежде.

Фейри кивает на мою руку.

— Разрешите.

Сосредоточившись на колечках, обрамляющих его уши, чтобы не встречаться с ледяным взглядом Юстуса, я приподнимаю руку и задираю рукав. К счастью, свежая кровь не попала на воздушную ткань.

Разматывая мою повязку, Лазарус хмурит брови, и складки на его лице только углубляются, когда ему открывается моя рана.

— Обо что ты поранилась, дитя моё?

— О рыболовный крючок.

Когда он приподнимает одну из своих седеющих бровей, я добавляю:

— Он был просто огромным.

Передав грязную повязку одному из солдат Сильвиуса, Лазарус приподнимает мою руку и нюхает её, после чего проводит носом по моему запястью, костяшкам пальцев, и замирает на достаточно продолжительное время, что заставляет меня начать волноваться.

Может ли он почувствовать запах ворона на моих пальцах? Фейри обладают более острыми чувствами по сравнению с людьми, но могут ли чистокровные фейри отличить запах перьев мифического существа от запаха перьев какой-нибудь утки?

Мой пульс ускоряется, и вена на моей шее начинает вибрировать. Поскольку у фейри не только заострённые уши, но и острый слух, я решаю скрыть своё волнение с помощью сарказма.

— Скажите, лекарь, я умру?

Когда Лазарус выпрямляется, его янтарные глаза перемещаются на моё лицо.

— Не сегодня, синьорина.

Я не могу понять, это угроза или обычное наблюдение? Я знаю, что не бессмертна — ни одно существо, живущее на Земле, не бессмертно — но удастся ли мне прожить свою жизнь до конца?

Он подносит пальцы к самому верхнему колечку на его правом ухе и начинает тереть прозрачный камень цвета желтой древесной смолы, пока на его пальцах не появляется мазь, которую он затем прижимает к моей ране. Его прикосновение заставляет меня дёрнутся.

Пока он меня лечит, его глаза закрыты, а грудь поднимается от сильных вздохов, напоминающих о волнах, которые пенятся и врезаются в утёсы, окружающие Монтелюсские горы. Я никогда не плавала вокруг нашего континента, но слышала истории от рыбаков, которые стараются держаться поближе к берегам Люса, чтобы не платить дань Глэйсу за передвижение по их более спокойным водам.