Гораздо нежнее, чем у Антони.

Моя кровь нагревается и начинает пульсировать, и воспоминания о том, что я практически сделала прошлой ночью, встают у меня перед глазами. Хвала Котлу, что я отказала Антони, а иначе угрызения совести терзали бы меня сейчас. Я решаю, что прежде чем мы с Данте расстанемся, я расскажу ему о поцелуе, потому что я не хочу, чтобы между нами были секреты.

То есть больше, чем нужно.

И хотя моё тело остаётся с Данте, мои мысли переносятся к воронам. А точнее ворону в замке. Если я попрошу Данте достать его для меня, согласится ли он?

Волна ударяет в лодку, заставляя наши головы врезаться друг в друга так, что мы стукаемся зубами. Мы разъединяемся и смеёмся как два школьника, которые только что разделили неловкий поцелуй.

Его глаза такие голубые, зубы такие белые, а губы такие чувственные и розовые. Этот мужчина само воплощение идеала, образец, с которым я сравниваю всех остальных мужчин в своей жизни и продолжу это делать.

Подумать только, что он может быть моим.

Он нежно проводит рукой по моей щеке.

— Марко задержится здесь ещё на час. Ты бы хотела посмотреть, где я живу?

Моему наивному мозгу требуется мгновение, чтобы установить связь между отъездом Марко и походом в гости в часть к Данте. Мои щёки теплеют, когда я обдумываю его предложение. С одной стороны, мне нужно проверить своего нового жильца перед работой; с другой — я не увижусь с Данте ещё целую неделю. А может и дольше.

Я не готова с ним попрощаться.

— Я думала, что солдатам запрещено развлекать гражданских в бараках на острове.

Медленная улыбка, которая зажигается на его лице после моих слов, избавляет меня от всякого чувства ответственности.

— Солдатам запрещено, но я же не солдат, Заклинательница змеев.

ГЛАВА 32

Данте приказывает гондольеру изменить курс.

Мы начинаем плыть в сторону острова с белыми палатками, я оглядываюсь и смотрю на задёрнутые занавески своей комнаты на втором этаже.

— То вычурное блюдо… Как думаешь, твой брат согласится отдать его мне?

Данте отводит взгляд от проплывающей военной лодки, заполненной сундуками и солдатами.

— Нет. Он не расстаётся со своими трофеями. Они подогревают его эго.

Меня подмывает просто попросить его достать для меня блюдо, но я решаю, что если буду давить на него, то это возымеет обратный эффект. Я лучше пока найду остальных воронов, а затем уже обчищу трофейную комнату.

Когда мы причаливаем, Данте встаёт и протягивает мне руку, чтобы помочь высадиться на берег. Грациозно выпрыгнув из лодки, он присоединяется ко мне на деревянном понтоне и переплетает свои пальцы с моими.

Солдаты, патрулирующие берег, смотрят на нас широко раскрытыми глазами. Я рада, что их так сильно удивляет вид принца в компании с женщиной. Ведь это означает, что подобное не входит в его привычки.

— На что смотрите? — говорит Данте громыхающим голосом, вырвав их из ступора, и меня тоже.

Та власть, которой он обладает над людьми, надо мной, над Люсом… просто огромна.

Мы идем по узкой мощёной дорожке, которая превращается в более широкую улицу, по бокам от которой стоят палатки. Некоторые входы в палатки откинуты; другие же закрыты. Головы поворачиваются в нашу сторону, когда мы проходим мимо, а разговоры затихают.

Я миную многих завсегдатаев «Кубышки»; ни один не смотрит на меня. Может, они боятся, что Данте набросится на них, если они посмотрят в мою сторону? Или они сбиты с толку моим присутствием здесь?

Данте кивает головой какому-то эльфу, охраняющему вход в палатку, которая раза в два больше, чем все остальные. Крылатое создание хватается за угол полы и приподнимает идеально чистый материал, чтобы впустить нас внутрь.

— Меня не беспокоить, Гастон.

По какой-то причине мне становится интересно, тот ли это эльф, что доставил мне мою ленту и платье?

— Конечно, Альтецца.

Когда я захожу в покои Данте, меня охватывает беспокойство, и оно только усиливается, когда тяжёлая ткань опускается, заблокировав солнечный свет. Я прижимаю ладонь к животу, чтобы успокоить нервы, и сосредотачиваюсь на строгой обстановке.

Всё здесь функциональное и безупречно чистое, начиная от половиц медового цвета и заканчивая хрустящими простынями и ванной из кованой меди. Рядом с пустой ванной стоит стол, на котором располагается раковина из фарфора и лежат стопки свежих полотенец. Здесь нет окон, но свет проникает сквозь тряпочные стены, заставляя металл искриться, а полированные полы блестеть.