Шрифт:
Отвар успокаивает мою маму, словно магический эликсир, и заставляет её веки отяжелеть. Её ресницы такого же тёмно-коричневого цвета, как и её брови, опускаются. Мне кажется, что она вот-вот заснёт, как вдруг её глаза распахиваются и останавливаются на мне.
— Пусть ветра отнесут тебя домой.
После этого её веки резко смыкаются, и она укладывается щекой на подушку, которую положила ей под голову бабушка.
Мы с бабушкой смотрим друг на друга. Это был первый раз, когда мама произнесла целое предложение. По крайней мере, я слышу такое впервые.
— Неужели… неужели мама только что…
Я прокручиваю у себя в голове её странное благословение, потому что это ведь именно оно?
— Да.
— Ты когда-нибудь слышала, чтобы она говорила что-то… подобное?
— Когда она была беременна тобой, я слышала, как она шептала это небу. Я думала, что она желает твоему отцу безопасного путешествия по морю. Я даже однажды спросила её об этом. Она сказала мне, что ей разрешено иметь свои секреты.
Бабушка сжимает губы и переводит взгляд с меня на своего ребёнка, отдыхающего в кресле.
Я вспоминаю о сделке, которую бабушка заключила с моим дедом, но если я заговорю о ней, мне придётся объяснить, откуда я об этом узнала, а она и так уже выглядит измождённой.
— Думаешь, мой отец был моряком? В смысле, и сейчас есть.
— Я не знаю, Фэллон. Она никогда не рассказывала. Я знаю только, что она встретила его в одну из своих поездок в Ракс. Она ездила туда каждый день, чтобы помогать нуждающимся.
Бабушка приглаживает мамины волосы.
— У неё было такое большое сердце. Она хотела спасти всех и каждого.
— Не было. Есть. Она не умерла, нонна.
— Часть её умерла.
Бабушка вздыхает, уставившись в кружку, словно пытается прочитать в ней мамино будущее, как это делает Берил каждый раз, когда я завариваю ей чашку кофе.
И хотя её истории всегда очень забавные, она никогда не видела меня в будущем королевой. Но опять же, с чего ей это видеть? Я всего лишь бедный полурослик. Как хорошо, что она всего лишь лукавит, а не предсказывает будущее, точно дьявольская сирена.
— Почему тебя привез друг Данте? — неожиданный вопрос бабушки заставляет меня позабыть о Берил.
Может быть, она также видела, откуда я приплыла? Я жду, что она спросит что-то ещё. И она не заставляет меня долго ждать.
— Что ты делала в бараках?
— Данте пригласил меня в гости.
Она сжимает переносицу.
— И ты поехала?
— Поехала.
Её недовольство такое же ощутимое, как и запах ягод рябины.
— Капелька…
Прежде, чем она успевает сказать, мне, что я глупая и всё такое прочее, я говорю:
— А знаешь, куда ещё я сегодня ездила? На Исолакуори.
Кружка выпадает из рук бабушки и разлетается на толстые и острые осколки. Остатки розоватой жидкости проливаются на пол и на её тапочки. От этого звука мама дёргается, но почему-то не просыпается.
Бабушка открывает рот. Закрывает его. Опять открывает. Её радужки темнеют так же неожиданно, как меняет цвет ракоккинский лес во время грозы.
— Птолемей…
Имя маркиза вырывается из ее рта не громче, чем пар из нашего чайника.
Поскольку я всё ещё стою на коленях, я собираю осколки кружки, стараясь не запачкать отваром своё прекрасное голубое платье.
— Он рассказал королю о том, что я симпатизирую змеям, а затем потребовал устроить слушание.
— И?..
Я складываю в ладонь куски керамики, которые напоминают опавшие лепестки розы, и поднимаю на неё глаза.
— Король Марко хочет, чтобы я использовала свой дар для установления мира между сушей и морскими обитателями.
Ужас искажает красивое лицо моей бабушки, из-за чего теперь она кажется старше.
— Ты рассказала ему о своём даре?
— Конечно, нет, нонна. Я даже не уверена, что он у меня есть.
— Был ли Юстус…
— Да.
— Он не тронул тебя?
Её руки так крепко сжаты в кулаки, что костяшки пальцев начали выпирать.
— Нет, нонна.
Тихий голос у меня в голове добавляет: «Пока». Но я не разрешаю этой тревоге просочиться наружу. Бабушка и так уже переволновалась.
Наконец, я встаю на ноги и перевожу внимание на окно и белые армейские палатки, которые позолотило заходящее солнце, а также на аккуратные ряды военных лодок, качающихся на волнах вдоль узкого острова.