Субэдэй и Кокошай незамедлительно направились в прикаспийские степи, где к ним присоединились Джучиды со своими отрядами. Можно с уверенностью утверждать, что войско, находившееся в распоряжении монгольских военачальников, было отныне еще более многочисленным, способным к выполнению любых стратегических задач регионального уровня. Таким образом, на левобережье Яика на нескольких участках было сосредоточено около 40 тысяч воинов… [57] Крупномасштабное вторжение в междуречье Яика и Итиля началось зимой 1229 года. Можно согласиться с точкой зрения В. В. Каргалова, что это наступление носило фронтальный характер от низовий Яика до его среднего течения, то есть до района, где ныне находится город Оренбург [25, с. 113]. Но, атаковав на фронте в несколько сот километров, полководцы Угэдэя выделили направление, на котором был нанесен главный удар, а именно в сторону земель, контролируемых саксинами, в нижнее течение Итиля, где располагался их легендарный город Саксин, являвшийся, скорее всего, и не городом, а местом проведения торжищ, священных ритуалов и наибольшей концентрации в определенное время года жителей этого региона, по типу монгольской Аварги, славянской Хортицы или половецкой Шурукани [58] . Так или иначе, но в конце 1229 года «монголы дошли до Нижней Волги», дошли, чтобы уже не уходить.

Итак, в 1229 году открылась новая страница монгольских завоеваний на западе, причем, по некоторым данным (сочинению Ан-Нувейни [9, с. 59]), они, осуществляя вторжение, действовали с точки зрения тогдашнего международного права вполне легитимно, так как поводом к военной агрессии, и агрессии, в любом случае неизбежной, послужила просьба некоего кипчакского хана Аккбуля об оказании ему помощи в междоусобной борьбе [36, с. 170]. Воистину в трагедиях всех народов недальновидность и предательство выступают рука об руку [9, с. 59]. Естественно, обращение Аккбуля явилось подарком для изощренных в достижении своих целей монгольских политиков, которые, не промедлив, им воспользовались и, по словам Ибн Василя, «в 627 (1229/30) году вспыхнуло пламя войны между татарами и кыпчаками» [17, с. 49].

Развернув главное войско на север, Субэдэй двинулся по междуречью Итиля и Яика навстречу их течению, На этот раз он был в силе, наступая именно в тех местах, по которым они с Джэбэ пять лет назад уходили от булгарской погони, возвращаясь из Великого рейда, причем, надо полагать, что какие-то разведывательные отряды монголов, численно составляющие несколько сотен воинов, проникли и на правобережье Итиля, продемонстрировав свое присутствие кочевавшим там половцам. Скорее всего, именно тогда началась трагическая для половецкого султана Бачмана схватка с жестоким и беспощадным врагом, схватка, победителем из которой выйти ему было не суждено.

Монгольское вторжение 1229 года, направленное против кипчаков, на своем начальном этапе сыграло решающую роль в судьбе этого этноса, переживающего в тот период переломный момент своей истории. Здесь надо четко осознавать, что бесконечная межродовая грызня (и предательство Аккбуля яркий тому пример), в которой находили свою погибель лучшие представители половецкого рыцарства, сыграла не последнюю роль в этом процессе. Кипчакская знать — ханы и члены их семей — желала одного: войны с монголами до конца, потому как понимали, что эта война направлена захватчиками в первую очередь на их уничтожение. Им терять было нечего, а вот некоторые «бароны» были согласны на компромисс с пришельцами, который, однако, как они того не хотели, в тот год не состоялся. Половцы, обитавшие на правом берегу Итиля, по Дону и западнее, вплоть до Днепра, находились в состоянии замешательства перед стоящими на их границах завоевателями, ведь многие из половецких старшин помнили Калку не понаслышке, а по отметинам от монгольских мечей на своих спинах.

Согласно археологическим исследованиям, произведенным С. А. Плетневой, именно в этот период изменяется ритуал погребения половцев, появляется «обычай сооружать скрытые святилища», то есть возводить ложные захоронения, прятать надгробные статуи (бабы) в ямах на вершинах курганов и засыпать землей либо изготавливать их из дерева и также прятать от посторонних глаз в углублениях на местах могил. «Появление скрытых святилищ свидетельствует, очевидно, о неуверенности половцев в своих силах и в своем будущем в восточноевропейских степях. Они боялись за сохранность своих святынь и понимали, что не смогут защитить их в случае повторного удара монголов» [36, с. 174]. Также на основании археологических изысканий В. А. Иванова можно однозначно утверждать, что захоронений половецких ханов и их приближенных после 1220–1230 годов не наблюдается. Это является доказательством того, что представители монгольской правящей элиты по мере завоевания «Западного края» неукоснительно проводили в жизнь политику, завещанную Чингис-ханом, ключевыми аспектами которой были, во-первых, физическое уничтожение правящей верхушки кипчаков-куман-половцев, во-вторых — приобщение к «Ясе» простых аратов, которым, как правило, сохраняли жизнь при их полной лояльности к новым властелинам Дешт-и-Кипчака.

Однако не следует чрезмерно увлекаться размышлениями о некоем как будто имевшем место сверхмассированном ударе завоевателей в междуречье Итиля и Яика, так как войск, сконцентрированных монголами на этом направлении, было не то что предостаточно — их было в избытке. При «зачистке» Нижнего Поволжья и в войне с кипчаками Джучиды могли бы обойтись и собственными силами, ибо земли эти были достаточно пустынными. Местные номады, подвергнувшиеся нападению, чья численность и до пришествия сюда монголов была невелика [59] , бежали ныне в Волжскую Булгарию, на правобережье Итиля и в области Южного Урала, занимаемые башкирскими племенами. Надо полагать, что поздней осенью — зимой 1229 года боевые действия между сторонами сводились к столкновениям местного значения и рутинному преследованию монголами противника, обремененного женщинами, детьми, стариками и обозным скарбом. В этой связи резонно возникает вопрос. По какой причине монголы сосредоточили в восточном Деште помимо соединений Джучидов три тумена первоклассных имперских войск, возглавляемых испытанными полководцами? Ответ однозначный: главный удар на западе в 1229–1230 годах монгольский генералитет готовил не против кипчаков и саксинов, а против Волжской Булгарии и башкир. И хотя в приказе Угэдэя последние не упоминаются, под топонимом «Булгар» следует подразумевать в том числе и башкирские земли.

Касаясь «качества» стратегии, продемонстрированной монгольскими полководцами в ходе зимней кампании 1229/30 года, следует отметить, что действовали они достаточно шаблонно, поставив перед собой первостепенной задачей разгром кипчаков и саксинов и обеспечение тем самым безопасности своих тылов в междуречье Итиля и Яика. Затем, достигнув Самарской Луки и «упершись» левым флангом в Итиль, монголы, двигаясь широким фронтом на север (войск хватало!) по водоразделам, преодолевая реки Самару, Кинель, Сок, Яик, Сакмар, с ходу атаковали и буквально смели «засечную черту», устроенную булгарами на правобережье Кинели и Сока [60] и состоявшую из нескольких укрепленных пунктов, сторожевых подвижных конных отрядов и засад, укрывшихся на переправах через реки. Субэдэй брал реванш за вынужденное отступление 1223 года! Эти события четко отображены в Лаврентьевской летописи и не допускают двоякого толкования: «саксины и половцы взбегоша из низу к Болгарам перед Татары и сторожеве Болгарьски прибегоша бьени от Татары, близ реки, ей же имя Яик» [37, с. 453]. Несмотря на то что в данном отрывке башкиры не упомянуты, не вызывает сомнений, что они присутствовали в составе сторожевых отрядов булгар — война вовсю стучалась в их дом! Да что там стучалась! Тот факт, что монголы их у Яика (район Оренбурга и, возможно, Орска) потеснили и перевели боевые действия на его правобережье, свидетельствует еще и о том, что агрессор вторгся непосредственно на территорию, населенную башкирами.

Весной 1230 года наступление монголов приостановилось: сказывались не только последствия их действий в Поволжье и Приуралье минувшей зимой, но и прошлогодний дальний поход трех корпусов из Главного юрта в Дешт-и-Кипчак. Субэдэй, лично испытавший еще в 1223 году булгар на прочность, а значит, имевший конкретное представление об их мобилизационных возможностях и наличии в их рядах тяжелой панцирной кавалерии, подкрепленной к тому же летучими отрядами башкирской конницы, не торопился с принятием решения о вторжении в Волго-Камье и на Южный Урал [61] . В данной ситуации и для него, и для Кокошая (их ставки, возможно, располагались где-нибудь на Яике или Сакмаре) важнее всего было дать отдых людям, но главное — перед решающими боями выгулять коней на сочных весенних травах, а уж потом… С огромной долей вероятности следует предположить, что уже в 1230 году монголы могли и разгромить Волжскую Булгарию, и покорить Башкирию, еще раз подчеркиваю — войск для этого хватало, однако события, произошедшие зимой того же года в тысячах километрах от Южно-Уральского региона, коренным образом поменяли ситуацию на «кипчакском фронте», отодвинув на несколько лет всепоглощающее монгольское нашествие.