При всем том эта ранняя торговля несомненно начала оказывать известное воздействие на тот процесс, в результате которого образовалось уже сильно усложненное местное общество, представленное погребениями Елисаветовского некрополя. Пока это воздействие сказывалось в накоплении ценных вещей у отдельных представителей родовой верхушки общества, что усиливало имущественное неравенство между ними и остальной массой.

К середине VI в. положение дел в северном Причерноморье меняется. Возникает ряд колоний, из которых некоторые занимают тот район, который, естественно, должен был связаться и с областью реки Танаиса, а к концу V в. мы находим здесь, в дельте, уже и постоянный торговый пункт.

Насколько втянута была эта область в сферу греческой торговли в тот период, который отделяет основание крупных колоний Боспора от основания Танаиса? Дать ответ на этот вопрос мы пока не в состоянии: материал, относящийся к данному периоду, так ничтожен, что твердой почвы для каких бы то ни было обобщений он нам не даст. Все-таки рассмотрим его.

Среди исследованных нами находок Елисаветовского городища нам попалось несколько экземпляров привозной керамики, безусловно принадлежащих времени, более раннему, чем конец V в., принятый нами за самую раннюю дату основания Танаиса. Так, среди обломков остродонных амфор некоторые совершенно идентичны тем, которые мы находим в слоях VI в. (например, обломок № 320; также обломок № 628); сосуду конца VI в. до нашей эры принадлежал также чернофигурный обломок № 448. Мне не представляется возможным из-за этих единичных находок отнести дату основания Танаиса ко времени более раннему: вся масса материала Елисаветовского городища слишком определенно принадлежит более позднему времени, более позднему времени принадлежит и почти весь некрополь; слой, содержавший греческие находки в значительном количестве, везде должен быть отнесен ко времени не раньше конца V в. до н. э. Более вероятно другое. Мы знаем, что и до того, как на месте Елисаветовского городища был основан торговый пункт, здесь существовало. местное поселение типа поселений Кобякова и Гниловского; весьма возможно, что боспорские торговцы приезжали сюда для обмена товарами еще до того, как здесь был основан постоянный торговый пункт. Интенсивной и регулярной торговля, очевидно, еще не была; но в небольшом количестве греческие товары уже начали сюда ввозиться.

Особенно заслуживающим внимания представляется мне следующий факт. В 1927 г. в Елисаветовском городище был обнаружен слой, лежавший ниже «греческого» слоя конца V — начала IV в.; наряду с обломками местной керамики, родственной керамике «кобяковской культуры II», в верхней части этого слоя оказалось несколько обломков остродонных амфор VI–V вв. Думаю, что эти обломки как раз и свидетельствуют о той торговле греков с областью Придонья, которая была, может быть, слабо развита, не была постоянной и регулярной, но все же имела место в эпоху, непосредственно предшествующую основанию Танаиса.

Из содержащих привозные греческие вещи курганов Елисаветовского некрополя только один может относиться к этому периоду: это курган, раскопанный в 1901 г. И.И. Ушаковым [180] . О времени этого кургана много спорят, причем основанием для той или иной датировки служит меч в золотых ножнах, украшенных изображениями в «скифском зверином стиле»: Тальгрен [181] относит его к VII в. до нашей эры, Кизерицкий [182] — к VI, Ростовцев [183] — к V или IV веку; Ростовцев ссылается при этом также на сходство, обнаруживающееся в обряде погребения и погребальном инвентаре между Ушаковским курганом и расследованными А.А. Миллером курганами IV–II вв. Вопрос датировки так называемых скифских вещей пока слишком мало разработан, чтобы была возможность с уверенностью датировать Ушаковский меч на основании стилистических признаков; отмечу лишь, что датировка IV веком представляется мне совершенно исключенной — все фигуры животных производят впечатление гораздо более архаическое. В погребении были найдены два обломка чернофигурного сосуда, у которых от росписи осталось очень мало, но тип, тем не менее, ясен: это — ионийский чернофигурный сосуд второй половины, может быть, даже конца VI в. до н. эры. Думаю, что это время наиболее подходит и к стилистическим особенностям меча. Ушаковский курган относится, таким образом, к тому же интересующему нас периоду; чернофигурный сосуд и до нас, к сожалению, не дошедшие греческие амфоры принадлежат к числу привозных изделий тех же категорий, какие мы встретили в глубоких слоях городища. В том, что курган этот безусловно принадлежал представителю высшего слоя туземного общества, сомневаться не приходится — дорогой меч в золотых ножнах свидетельствует об этом достаточно определенно. Интересно, что обряд погребения Ушаковского кургана совпадает с тем, что дают более поздние курганы из раскопок А.А. Миллера.

Мы имеем, таким образом, хотя и очень немногочисленные предметы, относящиеся к эпохе, когда ряд боспорских колоний уже бесспорно существовал, но Танаис, как боспорский торговый пункт, еще не был основан: эти предметы попадали сюда, очевидно, из колоний Боспора. И характер их совпадает уже с тем, что мы знаем об импорте из колоний в другие области северного Причерноморья: ввозятся не только художественные раритеты, а уже и товары, свидетельствующие о новых чертах в быту местного населения (амфоры).

Мы, конечно, должны еще раз сделать оговорку: материала так мало, расследования Придонья велись настолько малоудовлетворительно, что всякие обобщения можно делать лишь с величайшей осторожностью. И, тем не менее, даже на основании этих находок ряд моментов устанавливается твердо. Фактом является существование спорадических торговых; сношений еще на рубеже VII и VI вв. до нашей эры; фактом можно считать и проникновение сюда хотя бы и очень немногочисленных греческих товаров в VI и V вв. Все это, не могло не оказывать влияния на процесс разложения родового строя местного общества, к IV в. зашедший, как показывают елисаветовские погребения, уже очень далеко. Проверить, исправить и дополнить эти наши наблюдения должны дальнейшие расследования области древнего Танаиса.

Задача издаваемого исследования — дать характеристику вещественного материала, найденного в городище у станицы Елисаветовской во время работ экспедиции ГАИМК в 1928 г., и определить, что дает этот материал для выяснения характера данного поселения [184] .

Истории расследований Елисаветовского городища мне придется коснуться только в рамках стоящей передо мной задачи: приступая к обзору находок 1928 г., мы должны отчетливо представить себе, какая работа в этой области уже проделана, и какие вопросы, разрешению которых должно помочь изучение находок, уже поставлены прежними исследователями Елисаветовского городища.

Основная цель, которая стояла перед первыми исследователями области нижнего Дона Стемпковским и Леонтьевым [185] , состояла в отыскании древнего Танаиса, который, как «самое большое после Пантикапея торжище варваров» [186] , внушал надежды на богатые находки ценных в материальном или художественном отношении вещей, могущих обогатить коллекции столичных музеев. В связи с таким подходом, внимание раскопщиков неизбежно должно было сосредоточиться на двух самых больших и наиболее подходивших для Танаиса по своему внешнему виду и местоположению городищах данной области — Недвиговском и Елисаветовском; но в результате лежащей в основе того же подхода погони за ценными находками оба эти поселения раскапывались совсем не так, как следовало бы: до сих пор раскопаны лишь ничтожные кусочки их, давшие материал, крайне недостаточный для сколько-нибудь ясного представления об их характерных особенностях.