Всего на минуту Васе удалось оторвать ее томный взгляд от субъекта с усиками, да и то, обернувшись к нему, она безжалостно, прямо в лоб спросила: «А вы можете достать гарнитур?» Вася смутился и, пробормотав: «А разве в гарнитуре счастье?» — полез рукой под стол.

Брюнетка вспыхнула, как промасленная пакля: «Ах, оставьте ваши шутки!»

«Это не шутки, — тушуясь, пробормотал Вася, — у меня самые серьезные намерения». Но брюнетка грубо отторгла его руку со словами: «Знаем мы эти намерения» и вновь повернулась к плюгавому типу.

Вася был потрясен. Вот какие коварные эти современные женщины. Под модной оболочкой — джинсовыми брюками, полотняными кофточками, свежим загаром, помадами, короткой стрижкой, подведенными глазами — грубый, примитивный расчет, никакого интереса к интеллекту, позыва к чистой дружбе, тяги к умному собеседнику, задушевному другу, способному на большую и чистую любовь. Нет, их влечет к земному, движет голый материальный интерес. О гарнитурчике услышала и тут же как перевернулась — забыла все на свете. Да, таким все равно, кто сидит рядом. Посади хоть дворнягу — она и ей будет кокетливо улыбаться, была бы выгода.

Вася не мог без отвращения смотреть, как завоображал этот кривляка с усиками. Как он стал строить из себя знаменитость, как дулся и пыжился… Но еще противнее было видеть, как лебезили перед ним, ползали на брюхе, потеряв всякий стыд и совесть, все эти людишки, забывшие, зачем они здесь собрались. Боже, какие пошляки, ничтожества, хамы, блюдолизы! Едва тот типчик открывал рот, как все начинали вопить: «Тише! Тише! Александр Иванович хочет говорить. Не мешайте! Замолчите! Пожалуйста, Александр Иванович!» Если же тот брался за вилку, тут же со всех сторон к нему тянулись блюда с закусками. Ну разве не безобразие?!

Вася хотел было подняться и уйти, но пересилил себя и остался — он еще на что-то надеялся. И, как видно, не зря.

Внезапно, словно молния темноту, его озарила одна гениальная мысль. Он даже икнул от удовольствия, потер руки, победно посмотрел на сидящую к нему спиной брюнетку и, выждав удобный момент, негромко, словно бы самому себе, сказал: «А я могу достать путевку в любой санаторий». И тут же, словно бы нехотя, словно бы пересиливая себя, соткровенничал: «И между прочим, билеты на любой спектакль тоже» Добивать так добивать.

Что тут со всеми сделалось, описать невозможно. После краткого остолбенения радостные судороги исказили лица. Все тут же полезли к Васе целоваться, стали пить с ним на брудершафт. И говорить, какой он в высшей степени прелестный, необыкновенный, умный, красивый, замечательный… Какое счастье сидеть с ним за одним столом.

Вася молчал. А ему больше ничего и не надо было говорить. Он сидел, как индийский будда, а все остальные ползли к нему на четвереньках и даже по-пластунски. «Так вам, мерзавцам, и надо, — мстительно думал он. — Большего вы и не заслуживаете». Толпа возносила его как кумира, его звали в гости, совали визитные карточки с телефонами, просили не забывать. И первая из женщин, пренебрегая всякими приличиями и понятиями о чести, бросилась к нему на шею та самая брюнетка.

И Вася — тонкая, чувствительная, но не злопамятная натура — сразу простил ее и снова, отпустив комплимент, стал гладить ей колено. Брюнетка лишь хихикала, но руку его больше не отстраняла.

Вася был счастлив и от всей души презирал толпу, которая только что так высоко вознесла его.

Юра Акимов был блестящим репортером и тонким психологом. Мы занимали с ним одну служебную комнату, и я не переставал восхищаться его виртуозным умением делать из одного факта, полученного к тому же по телефону, зарисовку с живописными деталями и бойкими диалогами.

— Готово! — воскликнул Юра, закончив очередной опус. — Один факт, немного воображения, стагик, — Юра красиво грассировал, — и можно засылать в набор. Теперь ни одна собака не пришлет редактору опровержения.

Я был младше его на два года — едва ступил на тернистый путь журналистики — и, разумеется, смотрел на Акимова как на аса — снизу вверх. Только по голосу в телефонной трубке он мог безошибочно определить, что за человек говорит с ним, его характер, возраст, служебное положение и даже внешний вид.

Раздавался телефонный звонок. Юра снимал трубку, потом, подмигивая, протягивал ее мне и говорил с нарочитой завистью:

— Стагик, тебе крупно повезло — на проводе ветреная блондинка с серыми глазами и прекрасной фигурой.

Или с отвращением кривил губы:

— Фууу, какая образина…

Однажды, когда я вернулся в редакцию с задания, мой товарищ был взволнован и возбужден.

— Стагик! — воскликнул он. — Ты один знаешь, как мне до сих пор не везло в любви.

Да, я знал это. Ему не столько не везло, сколько он был привередлив, как разборчивая невеста.