— Это не... — её голос тихий и дрожащий. — Это не любовник...

— Если это не так, тогда назови мне его грёбаное имя.

— Я не могу... — она вздрагивает, её бедра дёргаются и приподнимаются над кроватью.

Я выдёргиваю игрушку. Она рыдает и кричит, её ногти впиваются в кожу ремня.

Её ноги трутся друг о друга в безнадёжной попытке вызвать оргазм, но ничего не получается.

— Ты хочешь оставаться привязанной к моей кровати в обозримом будущем? Потому что я могу сделать так, чтобы это произошло.

— Просто убей меня... — бормочет она сквозь слезы. — Если ты больше не можешь мне доверять, избавься от меня.

Эти слова наполняют мой разум сценариями с убийствами, но ни один из них не включает её.

Только её любовник.

— И что в этом весёлого? — я крепче сжимаю её шею. — Ты думаешь, что сможешь сбежать от меня, Саша? Ты думаешь, настанет день, когда ты исчезнешь с моих глаз и вернёшься к нему? Я всегда найду тебя, и когда я это сделаю, я убью его прямо у тебя на глазах.

— Пошёл ты... — шепчет она, и её веки закрываются.

Когда она засыпала в предыдущие разы, я будил её с помощью какой-то формы сексуальной стимуляции. Я все ещё испытываю искушение сделать это только потому, что она проклинала меня за то, что я угрожал её любовнику.

Но я этого не делаю.

Во-первых, она превысила свои пределы.

Во-вторых, я не могу гарантировать, что не оставлю неизгладимый след, если она продолжит отказываться назвать мне имя этого ублюдка.

Я пытался найти его самостоятельно, копаясь в её прошлом, как и с помощью расследования Виктором в организации Бельских.

На самом деле я сделал это после того, как она захотела поехать со мной в Нью-Йорк, но поскольку она использует фальшивую фамилию, все что я узнал связано только с её фальшивым прошлым, которому поверили в армии. Или, скорее, она дала взятку, чтобы попасть в это заведение, что неудивительно, учитывая её предыдущий статус богатой леди.

И это оставляет только один способ узнать имя её любовника. Через неё.

Это проблема, когда она полностью отказывается сотрудничать.

Я снимаю ремень с её запястий и массирую красные следы, оставленные кожей.

Тихий стон срывается с её губ, и мой член твердеет до болезненной степени. Блядь.

Я должен был трахнуть её до того, как придумал этот метод пыток.

Или ещё лучше, трахнуть её, пока я её пытал.

Я соблюдал целибат в течение нескольких месяцев, прежде чем появилась она. Поиск киски без драмы был хлопотным делом, в котором я не хотел участвовать без крайней необходимости.

Но соблюдать целибат после того, как побывал в киске Саши ровно двести двадцать семь раз, было чистой ёбаной пыткой.

Что? Я не хотел считать, но, возможно, я стал одержим этим и делал это неосознанно.

Мои пальцы задерживаются на красных порезах на её бледной коже. Будет ли это пиздец, потому что я хочу поставить на ней больше отметин, чтобы весь мир мог видеть, кому она, блядь, принадлежит? Скорее всего.

Однако это не значит, что мысль исчезает.

Её голова склоняется набок и падает мне на грудь. Грёбанный пиздец.

На секунду я забываю, что злюсь на эту женщину. Нет, злюсь, это ещё мягко сказано. Я в ярости и так близок к тому, чтобы сойти с ума, когда думаю, что у неё есть кто-то другой.

Эти мысли заставляют меня задуматься о том, чтобы поджечь всю Россию только для того, чтобы избавиться от него.

Такие безумные, совершенно невозможные мысли не оставляли меня в покое с тех пор, как я услышал, как она говорила ему по телефону, что любит его и что вернётся к нему.

Как будто я когда-нибудь позволю этому случиться.

Добавьте ощущение предательства и того, что меня подстрелили, и я скатываюсь по спирали в бездну, которая мне даже не нравится.

Совершенно нет.

Я поглаживаю следы своих пальцев на её шее, и она прислоняется щекой к моей ладони, прижимаясь ближе, как будто я её безопасное убежище.

Скорее, я её ад, созданный на заказ.

Когда я вытираю капли пота с её лица, название бездны, в которую я упал, ударяет меня, блядь, в солнечное сплетение.

Одержимость.

Так это называется, не так ли? Вот каково это, испытывать потребность владеть кем-то, потому что я раньше никогда не задумывался об этой концепции. Вот почему меня также преследуют образы худшего гнева, если кто-нибудь посмеет отобрать у меня эту женщину.