И стал отсель ее народов дух

Един хранитель истины Христовой...

Что ж? Продолжать?.. — Смотря с улыбкой вкруг,

Спросил поэт. — Одно лишь, впрочем, слово!

Мы — высший свет — мы спрашиваем вдруг,

Что создала Россия, и нам ново,

В чаду чужих идей забыв свое,

Припомнить то, что создало ее!..

Там — силой мир был сплочен феодальный

И пестрый сброд племен в один народ;

Здесь весь народ, дотоль как бы опальный,

Великое призванье сознает,

И ради той идеи колоссальной

Он весь — от смерда до царя — идет

И государству в крепость отдается,

И терпит всё, лишь вера да спасется!

И вот предстал он в образе Петра

Пред миром вдруг как грозный триумфатор...

Содрогся мир: уж не пришла ль пора

И уж идет Восточный император?..

Но тут и блеск Версальского двора,

И Запада профессор и оратор

Пленили нас, поверили мы им, —

Да на раздумьи грустном и стоим!..»

Поэт умолк. В его горячем слове

Послышалась такая глубина,

Что смолкли все... «Е pur si muove,[81] —

Послышалось, — и всё идет она,

Всё та ж святая Русь, своей основе,

Сама того не ведая, верна!

И всё ей впрок! Что нынче так оставит,

То завтра взять само себя заставит...»

То высказал какой-то старичок,

Когда-то бывший консул на Востоке,

Он продолжал: «Восток — нам свет, Восток!

В России — все несемся мы в потоке;

Нам не видать, куда летит поток,

Что океан могучий и широкий!

Нет! встань на Гималай, смотри с Балкан,

Лишь там поймешь ты этот океан!..»

Его слова затронули поэта,

Он подхватил: «И только б раздалось

С высот Кремля и до высот Тайгета

Одно словцо — и разрешен хаос!

Словцо — Восточный император...» Это

Я потому привел, что весь вопрос

Тогда же предложил на обсужденье

Девиц, и Женя высказала мненье:

«Наш век, — слова чеканила она, —

Век личности. И разум и свобода —

Его девиз. Былая жизнь должна

Окончиться для всякого народа;

И будет жизнь людей везде одна,

Без государств и без различья рода

И племени». — «Коммуна, так сказать?»

— «Как вам угодно можете назвать,

А уж так будет». — «Это ваша вера?» —

Спросил я. «Математика, — ответ. —

Я не люблю ханжи и лицемера,

Но искренни тот и другой поэт, —

Да старики!.. Для них свята химера

Их государства!.. Тысячи ведь лет

Уходят на него умы, таланты...

А про святых он — ну уж, обскуранты!»

8 Потом я видел Женю только раз.

Кой-кто собрался. Светская, живая

Шла болтовня, и Женя, наклонясь

В углу между своих над чашкой чая,

Ну отпускать «словца» на всех на нас,

И вслух. «Какая же вы нынче злая», —

Сказал я ей, смеясь, как все ушли.