Tout est connu![83] Теперь всё очень ясно!

Экстаз, религиозный был экстаз —

И — оскорбленье! Переход ужасный!

Душа искала пищи, а у нас

Где эта пища — да с такою страстной

Притом натурой?.. Ну-с, в Париже был

Тому лет двадцать проповедник. Слыл

Он за святого. Делал обращенья

Во множестве. Un saint Francois[84] собой,

Аскет, траппист. Княжне как откровенье

Он свыше был. Всей бросилась душой

В католицизм. Уж все приготовленья

Окончены, и вдруг как громовой

Удар — уехала!.. И вот теперь — разгадка!

Faut convenir,[85] что сделано всё гладко!»

И рад был, рад и счастлив князь Андрей.

Свет был не то что рад, но злоязычью

Дать пищу рад; рад каждый был пигмей

Подставить ножку падшему величью

(Самоуслада маленьких людей), —

Но внешнему не изменил приличью,

В глубоком трауре и в орденах

На пышных весь он был похоронах...

Шли речи в группах... Образ величавый

Еще в сердцах у всех был как живой.

И кто ее заменит: столько здравой

В ней было мысли, этот взгляд прямой,

Возвышенный характер, вкусы, нравы...

Вопрос же насчет Жени суд людской

Так порешил: «Да! анекдот скабрёзной,

Но ей вольно же брать всё так серьезно!..»

«Что анекдот, ну лопнула струна,

Не в этом дело! — слышалось сужденье. —

Тут — исторический момент! Княжна —

Полнейшее его лишь выраженье.

В истории нет личностей. Одна

Идея смысл дает им и значенье», —

Сказал один адъюнкт, — конечно, вздор,

Но, подхвативши этот приговор,

Москвич известный — борода большая —

Припомнил вот что: кто-то раз весной,

Княжну в чужие краи провожая,

Сказал ей вслед: «Поехала домой!..»

О Жене тоже, что она «такая,

Как и княжна, но только век иной,

В них в каждой книжка говорит чужая,

В княжне одна, а в девочке другая».

О Жене, кстати, отзыв привелось

Иной мне слышать. Встретились «сестрички»

И в голос прокричали на вопрос:

«Что Женя?» — «Сволочь! Барские привычки!

Разнюнилась, как действовать пришлось!»

И вдаль помчались стайкою, как птички,

Как будто нес их вихорь-богатырь,

Что по Руси гуляет вдоль и вширь...

12 Итак — княжна... Но — мир во гробе спящим!

И грех живым, идущим к их гробам

С своим судом, лишь в злобе дня судящим

И в похвальбе своим делам и дням!

И мы, чредой, и с нашим настоящим

Предстанем все к таким ж судиям...

А кто безгрешен? Все мы — человеки!

Мир праху твоему, княжна, вовеки!

Два слова, впрочем. Няня сорок дён

Служила панихиды, всё как надо.

По случаю каких-то похорон

Я с нею встретился. Казалось, рада,

Что видит, ласковый, спокойный тон.

Речь о княжне, конечно — вот, отрада

Была ей Женя, да и та... «Да, да, —