Поцеловала и легонько толкнула в грудь.

— Иди.

Раз пять оглядывался Елизар, пока шел полем до леса, а Настя все стояла и смотрела ему вслед. Домой пошла не торопясь, опустив низко голову.

Не тогда ли впервые и задумала она уйти от него?

За три месяца получил от нее Елизар два письма. В одном пересказывала она разные новости и жаловалась на непорядки в колхозе, а в другом пеняла ему, что давно дома не бывал.

Ничего худого не увидел тогда в письмах Елизар. Отписал ей, что не пускают его домой раньше срока, что скучает он сильно и сам к семье торопится.

А теперь вот, выходит, и торопиться незачем.

За три дня почернел Елизар от дум. Тяжелая ненависть его к тестю и теще все больше и больше переходила теперь на Настю.

— Не буду ни ей, ни ее кулацкому роду кланяться! — со злобой думал он. Но как только вспоминал сынишку, опускались у него в отчаянии руки и в горькой тоске сжималось сердце.

Даже в последний день учении на курсах не знал еще Елизар, поедет ли он завтра в Курьевку, или уже совсем больше туда не покажется.

Еще издали Трубников заметил, что его поджидает у колодца какая-то женщина в сером полушалке и меховой жакетке. Намеренно долго зачерпывая воду, она то взглядывала украдкой в его сторону, то беспокойно озиралась на соседские окна. А когда Трубников стал подходить ближе, подняла коромыслом ведра и пошла от колодца тропочкой, будто и не торопясь, но как раз успела загородить ему дорогу.

— Здравствуйте! — остановился Трубников, невольно любуясь ее румяным тонкобровым лицом с прямым носом и остро вздернутой верхней губой.

Женщина остановилась переложить коромысло на другое плечо и, сердито щуря красивые синие глаза, медленно и ненавистно оглядела незнакомого человека с ног до головы: и его хромовые сапоги с заправленными в них галифе, и кожаные перчатки на руках, и короткое бобриковое пальтишко с барашковым воротником, и худощавое остроносое лицо с небольшими темными усами. Встретив спокойный взгляд ясных рыжих глаз, отвернулась, передернула плечами и молча пошла прочь.

— Гражданочка! — вежливо окликнул ее Трубников. — Как мне тут Синицына разыскать, председателя вашего?

Женщина, не останавливаясь, бросила через плечо:

— Почем я знаю, где его черт носит?!

Но вдруг обернулась и, держа обе руки на дужках ведер, сверкнула исподлобья глазами.

— Приехали нас в колхоз загонять?

— Загонять? Да вы шутите, что ли, гражданочка?

— А нешто не загоняете! — закричала она, сразу белея от злости. — Нечего дураком-то прикидываться!

Рыжие глаза Трубникова сузились. Он снял неторопливо перчатку и принялся винтить правый ус.

— А чем же это вам, гражданочка, колхоз не нравится?

Женщина бесстыдно выругалась и, собираясь идти, пригрозила:

— Вы тут доездитесь, пока вас бабы ухватами за околицу не проводят да снегу в штаны не насыпют…

Желая повернуть все на шутку, Трубников улыбнулся.

— У Семена Буденного служил, сколько раз в атаках бывал, но такой страсти не видал. Не приходилось с бабами воевать.

— Смеешься? — быстро оглянувшись по сторонам, тихо спросила она. — Ну, погоди, плакать будешь!

Улыбка сошла с лица Трубникова. Глядя осатаневшей красавице прямо в лицо, он сказал спокойно:

— Будьте уверены, гражданочка, никакой силой в колхоз не потянем! А вот лично вас, я сомневаюсь даже, примут ли туда с такими кулацкими настроениями…

— Наплевала я на ваш колхоз!

Женщина повернулась, высоко вскинула голову и, плавно покачивая бедрами, пошла глубокой тропкой к новому, обшитому тесом дому.

На улице не осталось больше ни души. Трубников потоптался на месте, оглядываясь кругом, и заметил неподалеку школу, узнав ее по вывеске. Больше-то она ничем не отличалась от других домов. Он пошел туда, надеясь встретить школьников или учителя.

С давно забытым волнением детских лет и смешной робостью поднялся на школьное крылечко и вошел в сени. На двери слева, обитой рыжим войлоком, висел замок, дверь справа была не заперта. Ни ровного голоса учителя, ни детского шума не было слышно за ней. Занятия, должно быть, кончились.

Трубников, волнуясь почему-то, осторожно приоткрыл дверь в класс и увидел пустые парты, изрезанные ребячьими ножами, голубой глобус на окне, а у стены большую черную доску. Крупными буквами на ней записаны были мелом задачи на дом: