Все ошалело обернулись: подбежал Мартинас.

— Прочь отсюда, старик! Домой, свинья! Сгинь с глаз долой, пакостник! — выкрикивал Мартинас, размахивая кулаками. Измазанное в саже лицо его было искажено бешенством.

— Что я тебе дурного, Мартинас, что?.. — попятился Лапинас.

— Руки погреть пришел! Чтоб духу твоего тут!..

— Мартинас… Что с тобой? — Арвидас схватил его за шиворот и повернул лицом к себе.

Мартинас обвел невидящим взглядом Толейкиса, удивленных людей и вдруг опомнился. Стиснутые кулаки повисли, плечи опустились. Он стоял перед мужиками пристыженный, измочаленный приступом гнева и мелко трясся, как зверек, попавший в капкан.

— Чего без беса бесишься, чтоб тебя туда? — подивился Григас.

Мартинас пожал плечами и отвернулся, встретив испытующий взгляд Арвидаса.

— Пошли, брат, домой, пока по зубам не схлопотали.

— Во-во, — Шилейка заржал и направился к деревне. Вслед за ним двинулись остальные лепгиряйцы.

Впереди всех зло пыхтела трубка Лапинаса.

— Что думаешь делать, Гайгалас? — спросил Григас.

Гайгалас покосился на пожарище, потом на жену, которая, уже успокоившись, сидела на опрокинутом ведре посреди двора, и ничего не ответил.

— Скотину можешь поставить ко мне, — сказал Арвидас. — Кляме, пригони грузовик. Свиней погрузим. Поможешь, Винце?

— Помощников-то хватит, сударь, — ответил за хромого Робинзон.

Истребок, плюясь кровью, исчез в темноте.

— Я бы тебя взял, Клямас, но с сестрой не столкуешься, — виновато сказал Робинзон.

— У меня больше места, — предложил Мартинас. — Потом, раз уж к нам скотину перевозим, будет удобнее.

— Вот видишь, Клямас, и крыша у тебя есть, пока на свой торфяник не уедешь, — обрадовался Арвидас. — А об остальном колхоз позаботится. Подай заявление, напиши, сколько чего погорело, что первым делом нужно. Постараемся. Не унывай, дружище, человек человека в беде не оставит, времена не те.

Гайгалас хотел что-то сказать, но только тряхнул головой и отвернулся.

— Лапинас леггорнов предложил, чтоб его туда! — Григас от души рассмеялся. — Душу раскрыл, а задница видна.

— Обойдемся без Лапинаса. — Арвидас сжал плечо Гайгаласа. — Ну как, Клямас, принимаешь нашу протянутую руку? Поехали к нам?

Гайгалене всхлипнула и бросилась мужу на грудь.

— Помогут… подсобят, Клямутис… Люди! Господи, люди!..

Рука Гайгаласа поднялась и нерешительно, будто стесняясь или колеблясь, обняла жену. Плечи его вздрагивали.

Когда приехал Истребок, мужики изловили свиней, погрузили их в кузов, туда же побросали кое-какое барахло, которое удалось вынести из огня. Гайгалене с ребенком села в кабину, Винце Страздас с Григасом забрались в кузов, а Клямас повел корову.

— Антанас, похозяйничай там, пока мы не вернемся. Охота пройтись пешком, — попросил Арвидас, неприятно удивив Мартинаса, у которого не было ни малейшего желания оставаться с ним наедине. — Прекрасная ночь! Преступление ею не полюбоваться!

Ночь на самом деле была дивная. Только что взошедшая полная луна словно серебряное яблоко висела на затянутом дымкой горизонте. Земля вынырнула из темноты смущенная, испуганная как девушка, с которой вдруг стащили покрывало; попыталась было прикрыть тенями обнаженное тело, но усилия ее тщетны: все выше и выше поднималась полная луна.

— Мартинас, — сказал Арвидас, когда они остались вдвоем. — Что ты думаешь о событиях этой ночи? Заслужил ли Истребок пощечину?

— Гайгалас — горячая голова…

— Причину пожара надо хорошенько расследовать.

Мартинас пожал плечами.

— Это сделают и без нас.

— Само собой разумеется. Но тебе придется объяснить, где ты находился в это время. Ведь, кажется, ты первый заметил пожар.

— Чего тут объяснять. — Мартинас деланно рассмеялся. — Сходил и поджег. Хватит вам этого, товарищ Толейкис?

— Да, если это т е б я с а м о г о удовлетворяет, — спокойно ответил Арвидас.

Мартинас вздрогнул. Да, от себя не уйдешь… Вдруг захотелось рассказать все Арвидасу. Он словно вернулся в те дни, когда еще был самим собою, когда ему нечего было скрывать ни от других, ни от себя; спокойствие залило душу. Но это продолжалось лишь мгновение. Глупо… Неужто можно сбросить со спины горб?

— У каждого из нас в душе больше или меньше «того да сего», чего не хочется показывать другим, — продолжал Арвидас, не дождавшись ответа. — Скажем, я помог Раудоникису спрятать ворованные бревна. А разве этим похвастаешься? Таких тайных уголков немало в душе у каждого. Если их не проветривать, они заражают душу гнилью. Надо иметь смелость вытащить все на свет.

— Зачем ты мне это говоришь? — глухо спросил Мартинас, ощущая испытующий взгляд Арвидаса. — Я не интересуюсь закоулками чужой души.