– Любезный Лавр Павлович! Вы не представляете, как меня покидала судьба! После февральской революции, когда всё пошло прахом, моя дражайшая супруга, Вера Лаврентьевна, настояла на отъезде в Баку. Не помню, рассказывал вам или нет, что в приснопамятные времена, я был полицмейстером в Елисаветполе,54 и она рассчитывала, что старые связи помогут нам обустроиться. У меня не было особого желания уезжать, но когда я понял, что пришедшие к власти не видят различий между политическим сыском и уголовной полицией, то согласился, Решающим аргументом, развеявшим мои сомнения, были дочери, и в мае 1917 мы уехали.

– Татьяна и Елена, если не ошибаюсь? – улыбнулся Лавр.

– Да, да именно так! У вас прекрасная память!

– Благодарю, а Анатолий? Кажется, так звали вашего сына? – с лёгким напряжением спросил Лавр, потому что по возрасту, сын его бывшего, и вновь обретенного начальника, вполне мог бы воевать на каком-либо из фронтов и неизвестно, на чьей стороне.

– О нём чуть позже… – подняв ладонь вверх, с улыбкой сказал Александр Петрович, – так вот, в Баку нас приняли очень хорошо! Помогли и с работой, и жильём, но через некоторое время волнения докатились до южных окраин. Свержение царизма там прошло бескровно, а потом ситуация осложнилась межнациональными распрями и английской интервенцией. Мы оказались между двух огней, а когда те, кто нам помогал, эмигрировали в Турцию, супруга настояла на возвращении. Решающую роль сыграл мой сын.

Лавр удивленно поднял брови.

– Да! Именно он! Анатолий уже был начальником связи 12-й Красной кавалерийской дивизии и убедил нас вернуться в Екатеринодар. Но к нашему приезду город был в руках белых. Вначале, не буду скрывать от вас, я был рад этому обстоятельству, но потом понял, что это уже совсем не то… С огромным трудом мне удалось устроиться комиссионером в гастрономический магазин Гайтани, на Красной55.

– А как вы попали в милицию?

– Совершенно случайно! В магазине, когда я разгружал подводу с колбасами, меня увидел Борткевич56. Вы должны помнить Владимира Ивановича, он служил у нас старшим сыщиком.

– Удивительно… – покачал головой Лавр – Классовая борьба, рушатся старые устои, а в милицию берут бывших полицейских.

– Ничего удивительного, батенька! Большевики далеко не глупые люди, уж поверьте мне на слово! Они прекрасно понимают, что без профессионалов не смогут обуздать вал преступности, который захлестнул страну, но об этом позже. Сейчас мы с вами пойдем обедать!

Пришельцев выглянул в коридор: – Николай Акимович, если меня будут спрашивать, будьте любезны, скажите, что я повёл товарища Ермакова на обед и обустройство.

– Обязательно, Александр Петрович! – крикнул в ответ Ванин, не отрываясь от пишущей машинки.

***

Выйдя на улицу, они неспеша направились в сторону центра. Опираясь на трость, украшенную серебряным орнаментом, навстречу шёл пожилой человек в ветхом летнем пальто. Пришельцев приподнял шляпу: – Доброго дня, Александр Максимович…

Прохожий, остановившись, учтиво ответил на приветствие, и медленно пошёл дальше.

– Знакомый из прошлой жизни? – спросил Лавр.

– Не угадали. Из новой, хотя и в прошлой жизни, мы были знакомы, правда, не близко! А жаль! Это надворный советник Виноградский Александр Максимович, бывший хозяин дома, где сейчас квартирует уголовный розыск57. Дом национализировали, и он с супругой проживает во флигеле во дворе. Там раньше жил дворник, – Пришельцев вздохнул и, помолчав, добавил – милейший человек, скажу вам откровенно.

– Скажите, Александр Петрович, вы не знаете, где Карабанов и Воропаев?

– Карабанов ещё в конце 1917-го уехал в Липецк, там у них родственники жены, а Воропаев, – Пришельцев вздохнул, – с ним плохо. При первом штурме Екатеринодара, в марте 1918, белые неожиданно прорвались к центру города58. Что творилось в этот момент, я думаю, вы можете себе представить! Неразбериха полная! Его супруга, как назло, в эту ночь пошла помогать повивальной бабке, принимавшей роды у её кузины. Как он отпустил одну, ума не приложу! – пожал плечами Пришельцев. Он остановился, раскурил погасшую папиросу и несколько раз глубоко затянулся: – Когда она возвращалась, её затянули в подворотню и надругались. Варвара Семёновна добралась до дома, приготовила супругу завтрак, написала прощальную записку и повесилась в дровяном сарае. Пётр Семёнович очень тяжело перенёс её смерть. Кто-то ему сказал, что эту мерзость сотворили большевики, хотя я полагаю, что это сделали самые обычные уголовники. Эта публика никогда не упустит ситуации, чтобы пограбить брошенные дома или, под шумок, совершить пару грабежей состоятельных жителей.

Лавр вздохнул: – Господи, несчастная женщина! Даже сорокоуст59 не закажешь.

Пришельцев печально покивал головой: – Увы! К сожалению, церковь запрещает приношение и молитву за самоубийц. Считается, что они сознательно отторгли себя от общения с Богом. Но самое ужасное, что Воропаев, опытный сыщик, напрочь отверг участие уголовного элемента. У него засело в голове, что это сделали красные. Похоронив супругу, он, не дождавшись сороковин, исчез из города. Я слышал, что его видели у белых. Мне это рассказал Борткевич.

– Ох, уж эта война! Что ты сделала с родом человеческим, – сказал Лавр.

– Смею вам напомнить, любезный Лавр Павлович, что Мокрецов, Полюндра и иже с ними, творили свои мерзкие дела в мирное и очень спокойное для Российской империи, время.

Незаметно они вышли на Красную. Пришельцев уверенно повернул в сторону Сенного рынка, и, пройдя пару кварталов, потянул спутника под арку: – Нам сюда! Говорят, здесь неплохой трактир!

Они вошли в небольшой, но чистый зал и сели за стол: – Две шубки, солёненького чего-нибудь, ну и … – он прищёлкнул пальцами.