– Да, конечно. Но вдруг ты захочешь есть ночью, а взять будет негде? Пусть всё же принесёт.

Илис равнодушно кивнула. Если не жалко выбрасывать еду – какое ей дело.

Она поднялась в спальню, где заботливая Агора уже зажгла свечу. Словно не зная, что делать дальше, Илис постояла посреди комнаты и села на кровать.

Краем сознания она отметила, что постельное бельё поменяли. Сейла, как могла, заботилась о ней.

В комнате проветрили, но перенесённые из беседки цветы всё равно пахли. Сплошной ковёр цветов…

Илис встала и потянула ближний, всё ещё нежный, но уже привядший эвитей. Оказалось, что он воткнут в мокрый мох. Горькая усмешка искривила её губы. Какая трогательная забота! Совсем недавно так же заботились об её обожжённой клеймом шее, не понимая, что в заботе нет смысла. И эти цветы, и она, Илис – они всё равно уже мертвы.

Девушка потянула следующий цветок, безжалостно вырывая его из мха, потом ещё один, и ещё… Когда, робко постучавшись, вошла Агора с подносом, на котором стоял горячий ужин, мёртвые, истоптанные цветы усеяли весь пол спальни, а Илис собирала их в охапки и выбрасывала в окно.

Она коротко взглянула на служанку, но и не подумала остановиться. Некоторое время Агора испуганно смотрела на Илис, потом молча начала помогать.

Наконец, с цветами было покончено, и Илис без сил опустилась на кровать. Внутри было пусто – абсолютная, звенящая пустота – ни чувств, ни мыслей.

– Уходи, - тихо сказала она Агоре, и девушка выскочила за дверь.

Он увидел этот ковёр, когда ранним утром вернулся домой. Цветы блеклой жалкой кучей лежали под окном их спальни. Они завяли и были безнадёжно мертвы.

Таур Керт остановился, глядя на окно. Он вернулся домой только для того, чтобы поговорить с Илис перед отъездом, ещё раз извиниться. Сказать, что ей нечего бояться – больше такое не повторится. Может быть, даже раскрыть сюрприз, который он собирался ей устроить. Но она сказала ему всё этими цветами.

Варвар стиснул зубы. Наклонился и подобрал маленький цветок горной звёздочки, которому удалось уцелеть в буре, пронесшейся здесь вчера.

Он сохранит цветок. Когда-нибудь потом, когда они помирятся, он покажет звёздочку Илис, и, быть может, расскажет, что чувствовал, когда смотрел на её тёмные окна. Если они помирятся…

Всё внутри словно вымерзло и болело, но варвар умел терпеть боль. Хуже этого был страх за неё: безумно тянуло подняться в спальню, чтобы убедиться, что с Илис всё нормально, что она на месте, что она есть.

Вместо этого он постучал в окно матери.

Сейла выглянула, кутаясь в платок, выскочила во двор.

– Таур! Где же ты был всю ночь? – воскликнула она.

Варвар быстро взглянул на окна спальни. Они по-прежнему были пусты.

– Я уезжаю, мама, - тихо сказал он. – Посмотри за ней…пожалуйста.

– Не поднимешься? – также тихо спросила она.

Он мотнул головой, коротко обнял мать и зашагал к конюшне.

– Куда же ты? – беспомощно воскликнула Сейла вслед. – Я еды тебе собрала, не уезжай, сейчас вынесу!

Таур Керт только махнул рукой.

Сейла осталась возле дома. Она смотрела вслед сыну, и сердце её стыло. Не выдержала, кинулась за ним.

Обняла обернувшегося Таура и благословила срывающимся голосом:

– Да благословят тебя боги, сынок! Да уберегут от того, что нельзя исправить!

В глазах мужчины была ночь, но ответил он ровно:

– Хранят тебя боги, мама. Не плачь, не на войну еду.

И ушёл, через минуту показавшись из дверей конюшни с Гуком.

– Скажешь Карко, чтобы забрал коня, оставлю у Шена.

Он вскочил в седло и уехал, а мать всё смотрела вслед.

Обрадуется ли Илис, что он снова уехал, или будет думать, что Таур сбежал, натворив дел, в надежде, что за время, пока его не будет, обида притупится?

Сейла присела на камень, глубоко вздохнула, чтобы прогнать слёзы. Воздуха не хватало. Ох уж эти мужчины! Отец Таура, Марий Керт, так ухаживал за ней, отвадил всех парней. Женился, и первое время на руках её носил. Счастлив был, когда Сейла принесла ему наследника. Таур был единственным их ребёнком. Рожая его, женщина едва не умерла – слишком крупный плод, а она тогда была совсем тростинкой, такой, как Илис.

Когда всё изменилось? Почему подрастающий сын всё чаще становился свидетелем их ссор, властности Мария, граничащей с грубым желанием подчинить жену во всём, сделать её своей безмолвной тенью?

Сына Марий воспитывал по-мужски. Крепкий Таур быстро стал среди сверстников первым. Он лучше всех стрелял и метал нож, да и в битвах на кругу мало кто мог устоять против его кулаков. Даже парни постарше остерегались его задевать.

С отцом он сходил и в первое своё плавание. Вернулся повзрослевшим, став ещё уверенней, и как-то сразу отдалился от матери. Хоть и не рассказывал ей ни о чём, по особому горделивому взгляду, по усмешкам, которыми иногда обменивался с отцом, когда тот рассказывал о чужбине, Сейла поняла, что сын стал мужчиной.