Наконец сотрудники один за другим покинули кабинет. В огромном здании института снова воцарилась тишина. Все разговаривали тише обычного, ходили бесшумно. Так продолжалось с неделю. Потом все вошло в колею.

Академик, как всегда, приходил рано утром и работал допоздна. Комната референта была закрыта. А проходящие мимо нее невольно улыбались. Сконфуженный референт с того дня больше не появлялся в институте. Даже за своими вещами прислал друга.

Только Тамаз Яшвили лишился покоя. После случившегося Александр Кобидзе совершенно переменился. Еще больше замкнулся. Одна щека у него беспрерывно подергивалась, глаза помутнели. Если раньше он обходил комнаты и лаборатории института, то теперь весь день не покидал своего места. При малейшем шуме он испускал вопль, трясся и затравленно озирался по сторонам.

Тамаз нервничал. Работа не шла. Он пытался не обращать внимания на Кобидзе, но ничего не получалось. Взгляд его то и дело обращался к соседу, мысль обрывалась. В комнату уже не слетались цифры и изображения графиков. Тамаз понял, что в таких условиях работать невозможно, и решил напомнить директору об обещании перевести его в другую комнату, но все откладывал, боясь обидеть Кобидзе. Кроме того, он опасался, как бы его просьбу не расценили как жалобу на заведующего лабораторией. И все же немного погодя он отправился к директору, иного выхода не было. Однако у двери кабинета Тамаз вдруг передумал и повернул обратно. Прошло еще несколько дней, и Тамаз скрепя сердце признался себе, что дальше так не выдержит.

Волнуясь, переступил он порог директорского кабинета.

— Пожалуйте! — пригласил его академик.

Тамаз подошел к столу, заваленному книгами. Давид Боцвадзе накладывал резолюции на какие-то бумаги.

— Эх, сынок, ученый не должен терять времени на подобные дела. В моем возрасте это еще куда ни шло. Разум уже не так остер, как в молодости. Много способных ученых сгубила должность. Запомни мои слова. Чего стоишь над головой, садись.

Тамаз сел. Он оттягивал начало разговора и уже раскаивался, что пришел сюда. Потом решил не говорить о том, что привело его, придумать что-нибудь, но ничего не приходило в голову.

— Говори быстренько, зачем пожаловал. Скоро сам архангел Гавриил явится по мою душу, а у меня дел непочатый край.

— Мне неудобно просить вас, поймите меня правильно…

Старый академик заметил волнение Тамаза.

— Выкладывай прямо, что случилось?

— Я сижу с Александром Кобидзе… — начал Тамаз и покраснел.

— Понимаю, понимаю, о чем речь. За множеством дел совсем забыл об этом. Почему не напомнил до сих пор? Сейчас же распоряжусь освободить для тебя комнату референта. Там будешь сидеть один, и никто не будет мешать. А нового референта посадят к Кобидзе.

— Благодарю вас, но, если позволите, еще одна просьба.

— Ради бога. Не стесняйся.

— Боюсь, Кобидзе обидится, если до него дойдет, что я был у вас.

Академик засмеялся:

— Если вы не надеетесь на мою скромность…

— Нет, что вы! Но, может быть, мне лучше завтра перебраться в другую комнату?..

— Пожалуйста, как вам удобней.

На следующий день Тамаз уже сидел в маленькой комнате референта. Окно ее тоже выходило в сад. Отныне стоило ему закрыть за собой тяжелую, резную дверь, как счастливее его не было никого на свете. Только одно смущало, ему казалось, что заведующему лабораторией известно все, и он старался как можно реже сталкиваться с Кобидзе. Но однажды ему пришлось обратиться к Александру с просьбой позволить взять домой «Курс аналитической геометрии». Библиотека в тот день почему-то не работала, и Тамаз решил воспользоваться книгой из лаборатории.

— Домой не могу дать! — резко отказал Кобидзе.

— Я завтра утром верну, батоно Александр.

— Домой не дам, и все тут!

— Почему, батоно Александр, вы не доверяете мне?

— Не доверяю?! — страшным голосом взревел вдруг Кобидзе. Глаза его помутнели, подбородок скривился, щека задергалась. — С чего вы взяли, что не доверяю?!

Двое ученых, занимавшихся в лаборатории, обеспокоенно вскочили с места.

— Откуда вы взяли, что я вам не доверяю?! Почему вы решили, что не доверяю?!

Александр схватил Тамаза за горло. Яшвили отбивался, но не смог высвободиться из сильных рук Кобидзе. Очки Тамаза слетели на пол, и он беспомощно моргал глазами.

— Кто вам сказал, что не доверяю?! — ревел Кобидзе.

Сбежались сотрудники, ухватили Кобидзе сзади. Через минуту он бился в их руках, стараясь вырваться, но его держали крепко.

— Почему вы думаете, что не доверяю?! — с пеной у рта кричал заведующий, выкатив совершенно безумные глаза.

Кто-то вызвал «скорую помощь». Александра Кобидзе увезли в психиатрическую клинику.

Дежурный врач, красивая женщина лет тридцати пяти, окинув любопытным взглядом Отара Нижарадзе, достала историю болезни. Задавал вопросы Тамаз, но, отвечая, врач упорно обращалась к Отару, словно разговаривала с ним одним.

— У Кобидзе тяжелая форма психического расстройства. Он поступает к нам вторично, — поднеся к губам карандаш, спокойно пояснила врач, не сводя глаз с Отара.

— Вторично? — Тамаз был удивлен.

— Да, вторично. — Врач взглянула наконец и на пего. — Он ваш родственник?