Шрифт:
«Почему ты порочишь честь нашей семьи?»
Эта фраза застряла в сознании Эки и, как магнитофонная лента, раз за разом прокручивалась в нем.
«Почему ты порочишь честь нашей семьи?»
«Потому ты порочишь честь нашей семьи?»
«Почему ты порочишь честь нашей семьи?»
«Я вырастил вас, ни разу не повысив голоса», — продолжал отец.
Эка знает, что в спокойствии отца дремлет буря, но не может заставить себя слушать его. Отдельные фразы доносятся до нее обрывками, словно их принесло ветром откуда-то издалека: «Мы с твоей матерью пожертвовали всем ради вас»… «Мы ничего не знали, кроме семьи»… «Только вы с братом и были предметом всех наших забот»… «Мы ни разу не запятнали себя»… «Ваше благополучие и воспитание было единственной целью нашей жизни»… «Мы и теперь не дадим в обиду честь нашей семьи и никому не позволим топтать ее достоинство!»…
Экин мозг отражает эти фразы, как зеркало солнечные лучи.
А в сознании вновь и вновь прокручивается магнитофонная лента с одной-единственной фразой:
«Почему ты порочишь честь нашей семьи?»
«Почему ты порочишь честь…»
«Почему ты порочишь…»
«Почему…»
А ветер все несет и несет издалека обрывки отцовских фраз:
«Вспомни хотя бы один случай, когда твое желание не было исполнено…»
«Вспомни хотя бы один случай, когда мы доставили тебе огорчение…»
«Доставили тебе огорчение…»
«Доставили тебе огорчение…»
На магнитофонную ленту записалась еще одна фраза. Записалась и стала назойливо прокручиваться в сознании.
«Вспомни хотя бы один случай, когда мы доставили тебе огорчение»…
«Доставили тебе огорчение…»
«Доставили тебе…»
Маленькая одиннадцатилетняя девочка гордо выступает рядом с отцом в фойе оперного. Тоненькие пальцы доверчиво покоятся в большой теплой отцовской ладони.
Отец одет в черный дорогой костюм, сшитый специально для театра. Белую рубашку украшает широкий галстук в красную полоску. Новые модные ботинки празднично поблескивают на ярком электрическом свету.
Представительный красивый молодой мужчина походит больше на актера или художника, нежели на начальника крупного строительного управления.
На матери — длинное платье из черного бархата. Нитка японского жемчуга придает ему строгую элегантность.
Девочка с чувством гордости глядит то на отца, то на мать. Она замечает, с каким почтением приветствуют ее родителей встречные. Все управление присутствует на сегодняшнем спектакле. С отцом стремится поздороваться каждый, каждый стремится перекинуться с ним словцом или просто улыбнуться ему.
Многие даже не осмеливаются подойти поближе и уважительно кланяются издали. Некоторые же, наверное из начальства, сначала целуют руку матери, потом здороваются с отцом и наконец треплют по щеке девочку, заученно приговаривая: «Как она выросла, как похорошела».
Девочке не понравился взгляд одной молодой женщины, которая, по-видимому, была гораздо моложе ее матери. Не понравился еще на улице, при входе в театр. Пораженная ее красотой и изяществом, девочка сразу выделила эту женщину из толпы. Она невольно перехватила насмешливый и враждебный взгляд, которым та с головы до ног смерила ее мать.
Тогда она не придала особого значения злобному взгляду молодой и красивой женщины. Лишь еще раз увидев ее стройную фигуру, маячившую поодаль, девочка насторожилась. Женщина стояла к ним вполоборота и, казалось, вообще не замечала их, но достаточно было одного-единственного мимолетного ее взгляда, чтобы девочка безошибочным чутьем определила и запомнила всю меру ненависти, сквозившую в нем.
Во время второго антракта и она подошла к отцу. Если же быть точным, не подошла, а как бы невзначай столкнулась с ним в коридоре.
Молодая женщина была в простом платье спортивного покроя, еще больше подчеркивавшем ее молодость. На фоне симпатичной и солидной матери она казалась совсем юной и хрупкой.
Три улыбки, одновременно засиявшие на трех лицах, не смогли погасить огня, полыхавшего в их сердцах.
«Ба, и Тата тоже тут!» — воскликнул отец.
Фальшивый его голос больно резанул слух девочки.
«Тата… Тата Ботковели…» — внезапно всплывает в памяти маленькой девочки ее имя и фамилия.
«Здравствуй, Тата», — щебечет мать.
«Здравствуйте», — неловко ежится Тата.
«Как она похорошела! Я не видела ее целую вечность», — бросает мать супругу и берет Тату под руку.
Мать и Тата идут впереди, а девочка с отцом покорно следуют за ними. От глаз маленькой девочки не укрылись ироничные усмешки, мелькающие на губах некоторых встречных. Она явственно ощущает, что люди эти, не в силах скрыть любопытства, пытаются нарочно столкнуться с ними, дабы собственными глазами увидеть и убедиться, как дружески, рука об руку прогуливаются вместе жена начальника управления и Тата Ботковели. Малышку безжалостно пронзают глаза, полные любопытства и злорадной насмешки.