Шрифт:
Рамаз провел рукой по лицу, стараясь избавиться от влажной темноты, парным облаком облепившей кожу.
И тут послышался шум. Коринтели вздрогнул. Шум не походил на привычный звук отворяемой железной двери. Прямо перед ним содрогнулась и треснула бетонная стена. Трещина блеснула, будто молния. Расширилась. В образовавшуюся щель просунулись вдруг чьи-то две огромные лохматые руки и со скрежетом раздвинули стену. В палату хлынул солнечный свет. Яркое солнце резануло по глазам, но они исподволь привыкли к золотистому сиянию.
И вдруг…
«Господи, не мерещится ли мне?»
Он увидел озаренную солнцем Ингу. Улыбаясь, шла она в белом платье, вокруг ее головы светился голубоватый нимб. Шаг ее был плавен и спокоен, как в замедленном кино. В руке она держала большой букет ромашек, голубой пояс охватывал талию. Только сейчас Коринтели заметил, что Инга идет не по земле, а по парадному ковру солнечных лучей.
И вдруг словно кинолента завертелась в обратную сторону — солнечный свет потек вспять, увлекая за собой Ингу. В проеме стены взметнулись и пропали огромные, обросшие шерстью руки. Раздался прежний скрежет, щель медленно сузилась, стена опять срослась.
Пораженный и испуганный Рамаз Коринтели попытался встать… Но тут кто-то вцепился ему в волосы и приковал к постели. Под чье-то злорадное хихиканье длинные, мокрые, как щупальца, пальцы сдавили горло. Воздуха не хватало, он силился закричать и не мог. Невозможность вздохнуть обостряла боль. Мокрые щупальца обвили шею как петля. Эта скользкая петля все сужалась. Еще миг — и хруст позвонков отозвался в ушах. Кто-то ударом молота вогнал в мозг железный штырь.
Рамаз собрал последние силы, вцепился что было мочи в лохматые мокрые щупальца. Напрасно. Как он ни бился, пальцы скользили по слизи. Кто-то снова ударил молотом по штырю. Снова вспыхнули и разлетелись искры. Он плавал в холодном поту. Отчаявшись от боли, он в последний раз вцепился в мокрые щупальца, впился в них с нечеловеческой силой и отодрал от горла.
Вздохнул полной грудью, ощущая в легких живительный поток кислорода.
Открыл глаза.
Первым, кого он увидел, был Зураб Торадзе. За ним стояли еще двое врачей.
«Кто зажег свет, когда они вошли? — поразился Рамаз Коринтели. — Неужели все это привиделось мне?»
— Если бы вы знали, как напугали нас! — улыбаясь, сказал Зураб Торадзе. — Сейчас хорошо чувствуете себя?
Коринтели показалось, что вымученная улыбка как мыльная пена растеклась по озабоченному лицу главного врача.
— Плохой сон приснился, видимо, поэтому метался! — глухо ответил он. — Можете быть спокойны, я сносно чувствую себя.
Последние слова Рамаз произнес твердо. Напряженные лица врачей раздражали его. Ему хотелось остаться одному.
— От плохого сна и здоровый не застрахован. Прошу вас, ни о чем не думайте, ничего опасного нет.
Зураб Торадзе повернулся. Врачи, пропустив начальника вперед, молча последовали за ним.
Тяжело опустилась железная дверь.
Рамаз Коринтели закрыл глаза. Душу сжимала тоска. Съежившись в чужом теле, воспаленный мозг Давида Георгадзе улавливал тревожные импульсы. Больной чувствовал: случилось нечто непредвиденное. Он понимал, что все гораздо сложнее, чем представлялось ему и главному врачу.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Вот, это ваша квартира! — распахнул дверь Зураб Торадзе и так посмотрел на своего подопечного, словно хотел сказать, что для академика Давида Георгадзе не ахти какие хоромы, но для молодого человека вполне сносное жилье.
Это случилось неделю назад.
Главный врач еще с вечера уведомил Коринтели, что завтра утром его выпишут.
Всю ночь Рамаз почти не сомкнул глаз. Он волновался, даже испытывал некоторый страх, понимая, что с завтрашнего утра фактически вступает в новую жизнь.
Ровно в девять часов в палату вошли Зураб Торадзе и трое молодых врачей. У всех четверых был весьма торжественный вид, но особенно сияло лицо главного врача.
— Наступила историческая минута. Через полчаса вы покинете здание больницы и вступите в совершенно новую жизнь.
«Не будь он врачом, из него бы получился незаурядный актер», — подумал Рамаз Коринтели.
— С сегодняшнего дня вы будете жить дома, но наша опека отнюдь не уменьшится. В течение первого месяца я и мои коллеги, по всей вероятности, будем ежедневно навещать вас, как ни крутись, контроль необходим. Правда, никакой опасности для вас нет, но береженого бог бережет. А сейчас, с вашего позволения, мы вручим вам ваши три конверта. Как видите, завещание вам не понадобилось, — главный врач, вынув из кармана белого халата конверты, протянул их больному.
На лице Рамаза Коринтели появилась какая-то безликая, ничего не выражающая улыбка. Он протянул руку и, как будто конфузясь, принял конверты. Улыбка медленно сошла на нет. Он тщательно просмотрел их. Два положил в карман пижамы, а третий порвал, засунул обрывки в карман и поднял глаза на главврача.
— Теперь попрошу вас одеться. Вот ваш костюм, — Зураб Торадзе взял у одного из врачей сумку и собственноручно выложил из нее одежду. — Вам помочь?
— Нет, я сам оденусь.
Рамаз Коринтели внимательно перебрал одежду и понял, кому она служила раньше. Как он ни крепился, не мог сдержать брезгливой гримасы, но, ничего не сказав, взялся за брюки.