Шрифт:
Смуглый, усатый парень открыл дверцу, выскочил и облапил Коринтели:
— Слышал, что ты здоров. Очень рад видеть тебя.
На сей раз Коринтели не подкачал. Он в свою очередь расцеловал незнакомца, хлопнул его по плечу.
— Тебе куда? — спросил тот и крикнул шоферу: — Постой, не уезжай!
Потом снова обратился к Рамазу:
— Не поворотить ли нам? Сколько времени не встречались! — Он многозначительно посмотрел на Лали: — Но если ты занят, это такси доставит тебя до места.
— Большое спасибо, но мне в самом деле некогда.
— Понятно. Тебя никакая болезнь не исправит, — ухмыльнулся черноусый, еще раз покосился на Лали, достал из кармана десятку, бросил ее на переднее сиденье такси: — Отвезешь их куда скажут.
— Спасибо! — неловко поблагодарил Рамаз.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал в ответ парень, — отойдем-ка на минутку.
Незнакомец взял Рамаза под руку, отвел в сторону и вытащил из кармана пачку денег.
— Я не знал, что встречу тебя. Пока отдаю две тысячи. Остальное, если хочешь, занесу завтра.
Рамаз оторопел.
— Бери, бери! Игрок должен уметь и проигрывать, и платить. Как скажешь, хочешь, остальное завтра занесу.
— Заметано. Если сможешь, приноси. Мне сейчас деньги позарез нужны, — сказал Рамаз, поражаясь собственным словам.
«Боже мой, когда такая фраза запала в голову?»
— Завтра позвоню в восемь. Ты дома будешь?
— Дома. Только чтобы не ждать.
— Ну, всего!
Коринтели положил деньги в карман, подошел к такси, помог сесть Лали, потом сел сам. Машинально потрогал оттопырившийся карман брюк.
«Итак, две тысячи!» — с удовольствием произнес он про себя и обнял девушку.
— Сначала в ванную, приму душ.
— Не надо, терпений лопается.
— На две минутки, Рамаз, умоляю!
В ответ Коринтели расстегнул на ней платье и поцеловал грудь.
— Постой, не порви, сама сниму.
Через минуту они были в постели. Рамаз отшвырнул простыню и набросился на девушку.
— Осторожней! Больно! Ты что — ошалел?!
Но он, ничего не слыша, страстно целовал шоколадное, крепко сбитое тело. Лали нравились его сильные, мускулистые руки. Длинными пальцами она нежно гладила закрывшего глаза любовника. Хриплое дыхание одурманенного блаженством мужчины временами заглушал нежный, страстный стон девушки.
Проснулся он поздно.
Открыл глаза.
Не мог понять, где он.
Заметил на столе две пустые бутылки из-под шампанского.
Сразу все вспомнилось.
Лениво приподнялся, голова трещала.
Вчерашняя ночь промелькнула перед глазами. Рамаз поежился от удовольствия. Пожалел, что отпустил Лали.
Один стакан — Лали! — был полон. На блюдечке лежали три дольки шоколада.
«Господи, сколько же я выпил!» — подумал он вдруг.
Встал, прошел в ванную и пустил холодную воду. Как приятно! Замерев, стоял он под душем. Сначала холодная вода заставляла вздрагивать, затем оживила, вернула телу энергию.
Перед глазами встали вчерашние сцены. Он почувствовал, что его опять тянет к загорелому, упругому телу, и опять горько пожалел, что отпустил Лали.
Вдруг он вспомнил о деньгах, врученных черноусым незнакомцем.
Наскоро вытерся, подбежал к шкафу, проверил тот карман брюк, где, по его предположению, находились деньги.
«Интересно, в самом деле две тысячи?»
Пересчитал. Ровно две.
«Игрок должен уметь проигрывать и платить», — вспомнил он слова незнакомца, и на душе стало пасмурно.
«Кем же был Рамаз? В какую драку ввязался? И где мой („мой!“) пистолет? Почему Лали сказала, что в Тбилиси многие знают немецкий, но никто не ожидал, что его знаю я? Кто такой, в конце концов, Рамаз Коринтели? И сколько еще должен мне („мне!“) черноусый?»
На сером фоне затуманенного похмельем сознания снова замельтешили вопросительные знаки, похожие на высыпавших из траншеи солдат, которые пригнувшись упорно бегут вперед.
Внезапно все сгинуло, и спину Рамаза снова прожгли два лазерных луча, бьющие из безжизненных, как линзы, глаз молодого человека, стоявшего перед зданием «Зари Востока».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Рамаз Коринтели проснулся в пять часов утра. Вернее, не проснулся, а, странно вскрикнув, вскочил на ноги. Некоторое время он бессмысленно озирался вокруг, затем понял, что все было сном, диковинным, жутким сном. Он видел себя на мельнице, на старой водяной мельнице. Смутный свет луны, брезживший через открытую дверь, призрачно озарял щелястое дощатое помещение. Он сидел один и старался подобрать музыкальное сопровождение неровному ритму коника [3] . Больше всего к милым с детства постукиванию коника и прерывистому скрипу жерновов подходила «Хабанера» Бизе.
3
Коник — деревянная палка, опирающаяся на верхний жернов и при движении его трясущая лоток, из которого сыплется зерно.