Шадури встал, взял пистолет и направился в спальню.

— Ты его не вернешь мне? — спросил Рамаз, когда Сосо снова сел за стол и наполнил рюмки.

— Я тебе другой достану. От спрятанных патронов избавься — выброси или отдай мне. Милиция, естественно, знает марку револьвера. Если дело раскроется и при обыске найдут патроны, нам всем хана.

— Почему же ты прячешь у себя? Если засыпемся, разве твою квартиру не станут обыскивать?

— Я прячу его у приятеля в гараже. Сегодня принес, чтобы тебя уважить. Один обещал мне обменять его на «вальтер», завтра утром доставлю.

— Я хочу знать, что случилось в тот день! — почти приказным тоном выпалил Рамаз.

— Если ты знаешь, но прикидываешься, бог с тобой! Если не знаешь, еще раз повторяю, не спрашивай. Чем скорее забудется неприятное, тем лучше. Знай одно — тебе следует быть более сдержанным. Выстрелить легко, концы в воду прятать трудно.

— Да, в конце-то концов, что произошло? — По лицу Рамаза бурей пронесся гнев.

— Раз ты не отстаешь, скажу. Мы подломили сейф седьмого строительного треста. Все шло по плану. Но почему-то сработала одна из сигнальных сирен. Наводчик, видимо, сам не знал о ее существовании. Остальные мы перерезали и отключили. Если помнишь, касса находилась на втором этаже. В здание мы залезли через заднее окно. После операции мы, естественно, думали уйти этим же путем. И были уже в безопасности, когда за нами погнался сторож. Ты почему-то обернулся и трижды выстрелил. Сторож растянулся в коридоре. Еще раз повторяю, мы были в безопасности. Незачем было его убивать. Затем выяснилось, что он не убит. Месяц он промучился. Нам повезло, он умер, не приходя в сознание. И вообще, чего тебя рука опережает, что ты за манеру взял в последнее время стрелять по три раза подряд? Впредь тебе лучше оружие не носить. В сложной ситуации ты, видимо, теряешь контроль над собой!

— Что произошло после того дня?

— На следующее утро ты пошел на работу. Может быть, ты не помнишь, что трудился на инструментальном заводе? Всю ночь ты не спал, убийство, видимо, подействовало на тебя. Ты же не знал, что сторож спасся, если месячную отсрочку можно назвать спасением. Мостовой кран сигналил тебе, а ты ничего не слышал. Ты, видимо, был не в себе. Как нарочно сунулся под крюк…

Вечером ты не пришел на условленное место. Мы зашли к тебе домой. Узнали о твоем несчастье и помчались в больницу. Ничего утешительного не услышали. Нам сказали — может быть, спасем, но рассудок к нему не вернется.

Шадури встал и в который раз прошел в спальню.

Рамаз едва дышал.

«Боже мой, в какую историю я впутан. — Сердце, зажатое ледяными глыбами, казалось, вот-вот остановится. — Кто я такой? Бандит и убийца, налетчик, ворюга?! Кто знает, каких еще дел натворил…»

Шадури вынес из спальни коричневую кожаную сумку:

— Здесь семнадцать кусков.

«Семнадцать тысяч!»

Сосо протянул сумку гостю. Рамаз, откинувшись на спинку кресла и вертя в руках сигарету, не шевельнулся. Он не сводил глаз с лица Шадури.

— Все это время прятали. Много раз нужда поджимала — копейки не взяли.

Сосо понял, что Коринтели не собирается брать сумку. Будто все было в порядке вещей, он поставил ее перед гостем, а сам сел в кресло.

«Неужели он взаправду ничего не помнит? — Сомнение грызло душу Шадури. — Может быть, задумал отколоться от нас? Может, боится, как бы дело не раскрылось, и пытается выйти из игры?»

— Почему ты два месяца преследовал меня? — спросил вдруг Рамаз, не спуская глаз с Сосо.

— Почему? — пожал плечами тот.

Рамаз не повторил вопроса вслух, однако он остался у него на лице.

— Грузинская пословица гласит, что от осторожности голова не болит! — ответил, иронически улыбаясь, Шадури.

— Ого, ты и пословицы знаешь?

— Ты, видать, и впрямь запамятовал, что я не терплю таких шуточек! — вспыхнул Сосо.

«Кажется, я поспешил высунуться из окопа», — улыбнулся в душе Рамаз.

— После твоего выздоровления я несколько раз специально попадался на твоем пути. Ты не узнавал меня. Мне было известно, что ты потерял память. Одно смущает меня: ты, оказывается, многое помнишь, а многое напрочь забыл.

— Неужели ты и сейчас сомневаешься в правдивости полученной информации? — Рамаз, беззаботно кинув окурок в пепельницу, вызывающе выпустил дым в лицо хозяина.

Водка изрядно одурманила его. Если раньше он испытывал отвращение, то теперь непропорционально длинные руки, густые черные брови и кривые зубы Шадури раздражали его донельзя. Он интуитивно догадывался, что этот Сосо претендует на роль главаря, и, видимо, таковым является.

Шадури делал вид, что ничего не замечает. Ему не хотелось обострять ситуацию. Он знал, что многое еще предстоит выяснить и утрясти.

— Тебе никогда не представить, как я издергался, пока ты лежал в больнице. Ты же в беспамятстве если не все, то такое мог выболтать, что милиции с лихвой бы хватило, чтобы утопить нас. Я оказался в пиковом положении. Потом я узнал, что ты потерял память. И вот ты несколько раз не узнаешь меня. Два месяца я следил за тобой, приглядывался, прикидывал, когда с тобой можно будет переговорить. — Шадури взялся за пачку сигарет.

«Глядите, как стройно и логично расписывает все этот бронеголовый!» — искренне поражался Рамаз.