— Вы из какой газеты? — поинтересовалась хозяйка.

— Из Агентства новостей! — ответил Рамаз, вспомнив вдруг ту светловолосую журналистку со штампованными мозгами, которая некогда брала интервью у академика Давида Георгадзе. — Наши материалы для грузинской и союзной прессы публикуют различные газеты.

Рамаз улыбнулся в душе. Он понял, что его сознание ассоциативно воспроизвело тогдашнее интервью. Волнение как будто прошло. Вместо него тяжелая печаль сдавила сердце. Рамазу уже не терпелось поскорее закончить дело. Непроизвольно он снова потрогал тщательно запечатанный конверт.

— Вам не затруднительно писать по вопросам науки?

— Видимо, нет, иначе меня не направили бы сюда.

— Вы журналист или закончили что-то по технической части?

— Нет, к сожалению, нет. Я журналист, но часто пишу о научных проблемах.

— Интересно.

Рамаз не понял, что интересного нашла в его ответах вдова академика и почему, но вместе с тем он остался доволен, что она не спросила его имя и фамилию.

Предваряя такой вопрос, он невольно решил на всякий случай назваться чужим именем. С быстротой молнии он выбрал его — Гоги Миндели.

— Что вы должны, что собираетесь писать о моем супруге?

Неприятное чувство усилилось еще больше.

— Откровенно говоря, мне пока не совсем ясна и полностью не обдумана структура статьи. Сначала мне бы хотелось основательно ознакомиться с некоторыми эпизодами из жизни уважаемого академика, которые неизвестны широкой публике, но сами по себе интересны и немаловажны. Затем я собираюсь обогатить его огромное научное наследие личными качествами и в совокупности нарисовать научно-гражданский, психологический портрет ученого и общественного деятеля.

— Чем я могу помочь вам?

— Разрешите осмотреть вашу квартиру. Для меня каждая мелочь имеет значение.

— С большим удовольствием!

— Тогда начнем с кабинета. Я хочу все запечатлеть в памяти. Представьте себе, что даже самые незначительные с первого взгляда детали имеют значение для создания психологического портрета ученого — какие и по какому принципу подобраны на полках книги, какая литература в данный момент находится непосредственно на письменном столе. До каких книг можно дотянуться, не вставая из-за стола.

— Интересно! — снова сказала Ана.

«Когда она подхватила это слово?» — вдруг озлобился почему-то Рамаз.

Первое, что он подумал, решившись посетить квартиру Давида Георгадзе, — как встретится с Аной. Он опасался, что ему станет дурно, что он не сможет сдержать волнение и выдаст себя. Старался представить, какой будет их встреча, воображая и прокручивая в мозгу тысячи вариантов. Что толку?! Реальность оказалась совершенно иной и неожиданной. Он как будто обрадовался, увидев любимую жену академика. И вместе с тем горько пожалел осиротевшую Any. Тяжелая тоска овладела им. Каково ей сейчас? Муж умер, сын бесследно пропал. Она осталась одна, одна-одинешенька. Распорядок жизни супруга, с головой погруженного в науку, отдалил от них даже самых близких людей. У Давида Георгадзе ни для кого не оставалось свободной минуты, научные исследования и институтские заботы — вот то, что отнимало львиную долю его времени.

«После смерти мужа родственники, наверное, в кои веки из вежливости заглядывают к ней.

Что ж, и семья академика ни из-за кого не расшибалась в лепешку. Стоит ли претендовать на чье-то внимание?

У Давида Георгадзе не хватало времени для общения с близкими, для гостеприимства и церемоний. Поэтому многие, вероятно, и обижены».

На душе стало еще тяжелее.

«Что со мной? — удивлялся Рамаз. — Слабости я не ощущаю, волнение улеглось. Отчего же так муторно на сердце?»

И тут до него дошло, что ему противно видеть вдову академика. Едва мысль нашла точное русло, он сразу понял, что седые волосы Аны, ее поблекшее лицо, по-старушечьи отвисший второй подбородок и венозные ноги вызывают отвращение. Ему не хотелось употреблять это слово — «отвращение», но правде не замажешь глаза. Он не мог представить, что когда-то Давид Георгадзе делил ложе с этой старухой.

— Если можно, я на минутку покину вас! — сказала вдруг Ана и, не дожидаясь согласия, удалилась в гостиную.

Рамаз сразу отогнал удручающие мысли. Подошел к стеллажу, снял с одной из полок второй том астрономической энциклопедии и раскрыл его. С книгой в руках заглянул в дверь гостиной — Ана не собиралась входить. Выхватив из кармана конверт, Рамаз бросил его в книгу и захлопнул ее. Затем как ни в чем не бывало поставил толстый том в зеленой обложке на прежнее место и отошел к противоположному шкафу.

«Мне казалось, что я сильнее разволнуюсь при виде этого кабинета», — с сожалением покачал головой Рамаз.

— Извините, что оставила вас.

— Что вы, калбатоно Ана! — Он стремительно повернулся к вдове.

— Я вам не докучаю, может быть, вы предпочитаете побыть один?

— Напротив, калбатоно Ана, напротив! Позвольте мне задать вам несколько вопросов, и сегодня этим ограничимся.

— Слушаю вас.

— Приходили ли к вам коллеги вашего супруга по институту? Какую помощь они предлагали? Может быть, уже чем-то помогли вам?