— Я могу одарить вас безбрежным счастьем! — сказал однажды досточтимый Шота, застав Марину одну и зная, что директор в Академии и вернется не скоро.

— Чем одарить? — с полубрезгливой улыбкой переспросила она, удивляясь, как это не сваливается верхний шар, когда Бедашвили склоняется в таком поклоне.

— Безбрежным счастьем, именно безбрежным счастьем, как мужчина и как интеллигент. Я знаю цену вашей красоте, драгоценная Марина!

Насмешливая застывшая улыбка некоторое время не сходила с лица женщины. Затем она мгновенно сменилась бешенством, как один диапозитив сменяется другим.

— Убирайтесь отсюда, пока не заработали пощечину.

— Уважаемая Марина! — побагровел маленький шар.

— Вон отсюда!

— Марина Тарасовна! — отскочил достопочтенный ученый, боясь, как бы кто-нибудь не услышал слова секретарши. — Успокойтесь, умоляю вас, успокойтесь! Я только хотел…

— Не знаю, чего ты хотел, — Марина взяла себя в руки, — лучше ступай домой, напяль фартук и помоги благоверной мыть посуду!

Марина Двали испытывала особенное счастье, когда ей удавалось выставить в смешном свете примерных семьянинов, которые возвращались с работы нагруженные картошкой, молоком и кефиром.

Издерганная, потерявшая надежду и веру в любовь, махнувшая на будущее рукой, она еще вчера не могла себе представить, что ее тело, утратившее, казалось, все женские чувства, вновь наполнится поразительной, почти неукротимой страстью.

Да, все произошло сразу и вдруг.

Неожиданно дверь раскрыл Рамаз Коринтели.

Марина вздрогнула. При виде этого если не писаного красавца, то энергичного, спортивно сложенного молодого человека она испытывала необъяснимое чувство. Она не понимала, нравится или противен ей самоуверенный и нагловатый парень. Несомненным было одно: ее охватывало волнение и она становилась сама не своя. С того дня, как они впервые увиделись, ее мучило любопытство, откуда Рамазу Коринтели известно, какая картинка висит у нее на стене и какой торшер украшает ее комнату?

Вот, в общем, и все. Коринтели почти не разговаривал с ней. Он направлялся прямо в кабинет директора, даже из вежливости не глядя в ее сторону. А уж о приветствии и говорить не приходилось.

После долгих размышлений Марина пришла к выводу, что новый сотрудник института если и не противен, то откровенно раздражает ее. По правде говоря, он ничем не провинился перед Мариной. Сладострастно не пялился на ее грудь, не делал сальных намеков… Может быть, ее раздражало, что он без доклада ломился в дверь директорского кабинета?

Проходили дни. В институте астрофизики Рамаз Коринтели становился притчей во языцех.

Замкнутый, энергичный молодой человек с первых дней привлек внимание сослуживцев. Одним нравился этот холодный, скупой на слова, но корректный, воспитанный юноша. Другие не выносили его, хотя он не давал ни оснований, ни повода для подобного отношения, — им почему-то не нравились его светло-карие, на первый взгляд добрые глаза. Не потому ли, что они казались добрыми только на первый взгляд?..

А поводов для пересудов было хоть отбавляй. В начале сентября исследовательский институт посетили американские ученые, через две недели — французы. В обоих случаях на приемах переводил Коринтели. Как степенно и безукоризненно держался он! Ни на мгновение не замечалось в нем кичливости или высокомерия, вызванных знанием языков. Он переводил спокойно, доходчиво и корректно. Только иногда позволял себе исправлять те ляпы, которые допускали директор или кто-нибудь из сотрудников института.

Проходили дни, сенсация громоздилась на сенсацию. Рассказывали, что в течение месяца Коринтели сдал экзамены за два курса университета. Знали и то, что в январе он завершит последние и защитит диплом.

И в университете не утихали разговоры о феноменальном таланте молодого человека. Характеризуя Рамаза Коринтели, многие прибегали к слову «гений».

А Марина Двали ясно чувствовала одно — несмотря на очевидную неприязнь, ее очень интересует каждый шаг Рамаза. И сейчас, когда он распахнул дверь, у молодой женщины еще больше испортилось настроение.

— Директор в Академии и, скорее всего, не вернется! — холодно доложила она, хотя Коринтели ни о чем не спрашивал.

Будто не слыша ее, Коринтели подошел прямо к ее столу.

— Если у вас появится желание, завтра прогуляемся в Мцхету, — бесцеремонно и дерзко предложил он молодой женщине.

Директорская секретарша в изумлении уставилась на него.

— Что вы сказали? — только и сумела вымолвить она наконец.

— Если у вас появится желание, завтра, говорю, прогуляемся в Мцхету! Я позвоню вам ровно в одиннадцать.

Не дожидаясь ответа, Рамаз круто повернулся и вышел.

Ошеломленная его дерзостью, Марина как будто язык проглотила. Она растерялась, не зная, как ей быть: сейчас же позвонить Коринтели и смачно отчитать его или проигнорировать предложение, а в дальнейшем не здороваться с ним.

Когда она вернулась домой, ею овладело раскаяние, почему она не задержала его и не дала ему достойную отповедь. Неожиданно ее взгляд упал на балерин Дега, висящих на стене. Она долго смотрела на картинку, потом тряхнула головой и твердо решила — если завтра в одиннадцать он позвонит, она выдаст ему все, что он заслуживает.