– - А чего ж уволился?
– - вернул Хребтовский под усы сигарету и ввалил щеки долгой затяжкой. Выпустил дым из ноздрей и добавил: -- Крым... Курорт все-таки...

– - Так получилось, -- ушел от прямого ответа Мезенцев и пожалел, что пошел в милицию, хотя еще ничего не успел сделать.

Здесь он ощущал себя совсем чужим. Зря он поддался на уговоры однокашника, работавшего в кадрах УВД Горняцка. Наверное, зря. Хотя до полноты ощущения ему не хватало запасных вариантов. Ну куда еще идти? На шахту? Так там зарплату по нескольку месяцев не выдают. На рынок? Торговать? Уже попробовал. Стоишь и медленно тупеешь. Когда понял, что вот-вот отупеет совсем, бросил свою "точку" на городской толкучке, где пеньком отсидел три пекловых месяца в окружении "фирменных" спортивных костюмов и еще более "фирменных" кроссовок из кожзаменителя. Вернуться в армию? Все-таки увольнялся он не совсем из Российской армии, а из бригады морской пехоты непонятно чьего Черноморского флота. Может быть, его и вернули бы через военкомат в "кадры". Но это было бы слишком просто и обыденно. А переход в милицию напоминал путешествие в дальнюю страну, где ждало гораздо больше открытий, чем в уже опробованной стране "Взвод".

И вот он сидел и смотрел на своего нового начальника, а тот беспрерывно отвечал то на один звонок, то на другой, и чем дольше он говорил, тем сильнее и сильнее Мезенцев ощущал себя лишним и в этом кабинете, и в этом отделении, и в милиции вообще.

– - У-уф, надоели!
– - хряснул Хребтовский черной гантелей радиотелефона по столу.
– - Всем все подай! Одним -- машину на полчаса ерунду какую-то из магазина довезти, другим -- охрану на презентацию. А ты видел моих шпиндиков?
– - ткнул он толстым пальцем в сторону мутного, искрапленного дождем окна.
– - У половины -- метр с кепкой. Мне бы в патрульно-постовую роту с десяток таких амбалов, как тот рэкетир, которого мы завалили во дворе, я бы округу вот тут держал, -- хрустнул он стиснутыми в кулак пальцами.

Мезенцев проглотил это неожиданное "мы" и уже хотел спросить о своей будущей работе, но Хребтовского, кажется, понесло.

– - Вот ты знаешь, что у "штатников" -- ну, в смысле, у американцев в полицию не берут, если рост меньше ста восьмидесяти, а вес не дотянул до восьми десятков кэгэ? Знаешь?
– - наклонившись к столу, спрашивал Хребтовский. Вены на его короткой, бычьей шее напряглись и казались отвердевшими, но лицо все равно оставалось землистым.
– - А у нас всех подряд берут... Вот у тебя какой рост?
– - впился он припухшими глазами в Мезенцева.

– - Метр семьдесят девять, -- четко ответил он, хотя в медкнижке после диспансеризации, последней морпеховской диспансеризации, значилось -- метр восемьдесят один.

Хребтовский хмыкнул, но комментировать не стал. За глаза всегда ругать легче. А в глаза -- как стена какая перед тобой. Одну можно завалить, а другая и на тебя рухнет.

– - В общем, так, -- уменьшил Хребтовский пачку на еще одну сигарету, заметив, что она вовсе опустела, скомкал ее одним резким движением и швырнул в урну, освободив от груза служебное предписание Мезенцева.
– Пойдешь участковым. Должность -- капитанская. Будешь пахать без замечаний -- дорастешь до старшего участкового. Это уже, считай, майорская звезда на плече есть. А дальше...

Вместо продолжения он встал, пронес живот над углом стола, прошел к дальней стене кабинета, половину которого занимала карта-схема района Горняцка, и антеннкой сжатого в руке радиотелефона провел по извилистому ряду квадратиков.

– - У тебя на участке всякой твари -- по паре, -- не оборачиваясь, пояснял он.
– - Есть частный сектор. Это улицы Проходчиков и Стахановцев. Есть район поприличнее -- пятиэтажки. Целых десять штук по улице Крепильщиков. На первых этажах в них -- магазины, кафе, химчистка, -- после слова "химчистка" почему-то помолчал, мрачно подумал о чем-то своем, может, о невозвращенной из химчистки рубашке.
– - Вот, значит, так... Что еще? Ага, вот -- вторая половина участка. Это -- вся территория шахты "Пять наклонной" с постройками, шахтным двором, двумя терриконами, лесным складом и подъездными путями. Правда, шахта уже больше года как закрыта. Все пласты выработаны. Но управленческие штаты и кое-кто из работяг все еще сохраняются. Зачем, не знаю... А так, вообще-то, порушено там почти все на шахтном дворе. Короче -- сплошные руины.

Мезенцев выслушал все это стоя. Въевшаяся в кровь дисциплина подняла его, когда старший по званию встал, и заставила стоять, не шелохнувшись.

– - Есть участки получше, -- почесал Хребтовский бугристый затылок антеннкой радиотелефона.
– - Есть похуже. Считай, что у тебя -- середняк. Во всяком случае, не вокзал, не вещевой рынок и не свалка. А по населению, -повернулся к Мезенцеву, -- по населению все в норме -- не больше трех тысяч голов. Две с лишком -- в "хрущобах", остальные -- в частном секторе. А ты сам-то где живешь?

– - На Двеналке, -- ответил Мезенцев и сразу поправился: -- В смысле, в поселке "Двенадцатой-бис".

– - Да-а, далековато на службу ехать... Особливо для участкового. Но ничего. Может, со временем где в пятиэтахе квартира освободится...

– - Разрешите, Николай Иваныч?
– - проскрипела под чьей-то робкой рукой входная дверь.

– - Ну что там еще?
– - вопросом на вопрос ответил Хребтовский.

– - Притих, Николай Иваныч, -- хозяин тонкого голоска шагнул из-за шкафа в кабинет, и Мезенцев наконец-то увидел, что это майор милиции, дежурный по отделению.

– - Откуда его к нам занесло?
– - уже из кресла спросил Хребтовский.

– - Из поселка "Двенадцатой-бис", -- стрельнув глазами по неизвестному парню, нехотя ответил майор.

– - О-о! Твой земляк, Мезенцев!
– - почему-то обрадовался Хребтовский.
– - А ты его не знаешь?
– - поняв, что ответа не будет, объяснил самому себе: -- У вас же поселок ого-го какой! Там одних участковых -- не меньше десяти человек будет. Да я так понял, что ты за эти семь лет не часто там и бывал.