Шрифт:
– - В чем дело?
– - хмуро повторила она.
– - Досмотр. В соответствии с инструкцией. А граждане протестуют, -смотрел прямо в глаза Грибановой подполковник и не мог понять, почему она колеблется и не принимает его сторону.
– - Это не досмотр, а жандармский обыск, -- огрызнулась певица.
– Этот капитан, -- даже не повернулась она в его сторону, -- он... он... копался в моих трусиках и лифчиках...
– - А зачем вам столько?
– - не сдержался майор и тут же еле увернулся от просвистевшей у самого уха сумочки певицы.
– - Прекратить!
– - гаркнула Грибанова.
Крик так ударил по горлу, что оно заныло.
– - Но мы только начали, -- не мог понять подполковник, что же именно требует прекратить Грибанова.
– - Все прекратить, -- уже тише сказала она.
Замахнувшаяся сумочкой во второй раз певица обернулась на нее, и майор с неожиданной для него ловкостью отпрыгнул к "форду", из которого с интересом следил за шекспировской сценой режиссер.
– - Мне не нравится кое-что, -- сморщил лоб подполковник. В этой суматохе он уже и забыл, что же взволновало его в трейлере.
– - А-а, вот -колонки... Там один шуруп...
– - Можете забрать их себе!
– - по-царски махнула рукой певица.
– - Я это дерьмо все равно выбрасывать собралась...
– - Эсмеральдочка, ну ты что?
– - вытянул лицо удивлением директор.
– Мы их продадим.
– - Пусть остаются здесь. Я все равно "Пивэй" куплю, а эти гробы... эти гробы... Можете через них ваши танцульки озвучивать. Есть у вас в зоне танцульки?
– - Нет, -- процедила сквозь зубы Грибанова. Она уже не просто ненавидела себя, а готова была выстрелить себе в висок. Такое впечатление, что от стоящих у ворот колонии чужих людей в нее втекало что-то ядовитое, по каплям уничтожающее ее саму.
– - Увозите все.
– - А досмотр?
– - так ничего и не смог понять подполковник.
– - Мы еще "автособакой" не проверили...
Из-за "форда" шагнул к ним сержант-контролер с небольшим ящичком под мышкой -- прибором обнаружения "Гиацинт". "Автособакой" его звали потому, что беглеца в машине он обнаруживал по биению сердца. Стоило только положить его на капот. И сержант-контролер шагнул еще дальше, к трейлеру.
– - Отставить! Увозите все! Сейча-ас!
– - крикнула Грибанова в лицо подполковнику, и он вновь с ужасом ощутил давно забытое чувство собственной малости, приниженности, подавленности, которое он так часто ощущал рядом с этой женщиной еще во время их романа и именно из-за которого, а вовсе не из-за учительницы, которую он, в сущности, никогда и не любил, он и прекратил отношения с Грибановой.
Шкатулка "автособаки" зависла над капотом трейлера в руках сержанта.
– - Есть!
– - коротко ткнул подполковник слипшимися сухими пальчиками в пластиковый козырек фуражки и отдал приказ майору: -- Открывайте "шлюз"!.. То есть ворота... Выпускайте машины из колонии!
21
Четверо снова слушали тишину. И снова у всех она была разной. Грибанова медленно-медленно, но все же успокаивалась. Стыд и страх, испытанные сегодня, понемногу угасали, теряли свою силу. Время невидимым ластиком стирало с них яркие, обжигающие краски, но избавить до конца все еще не могло. И оттого Грибановой хотелось побыть одной, но сверху, из управления, настоятельно требовали "объективку по расследованию убийства", а получить ее она могла только от красавчика-следователя в дурацких черных очках. Подполковник сидел в кабинете потому, что всегда сидел здесь при посторонних, а почему он это делал, он не смог бы объяснить даже самому себе. И теперь он все так же терпеливо сидел и думал о том, что надо бы из заработанных на съемках денег выпросить у начальницы на новые сигнальные провода на забор. Артюхова меньше всего хотела после совещания остаться один на один со следователем и лихорадочно перебирала в голове варианты своего исчезновения из его поля зрения. А следователь, в свою очередь, вообще об Артюховой не думал. Он сидел, еле сдерживая себя, и внутренне ощущал себя именинником, хотя до дня рождения ему было ох как далеко.
– - А ведь я почти нашел убийцу, -- все-таки не сдержался он и победно обвел всех взглядом. На Артюховой споткнулся, но растерять радость не успел.
– - Кто это?
– - мгновенно выстрелила вопросом Грибанова.
– - Понимаете, -- поправил он черные очки, все еще скрывающие хоть и слабый, но синяк.
– - До полной уверенности нужно совсем немного. Мне лично -- беседа с подозреваемой. С глазу на глаз.
– - Мы предоставим вам такую возможность, -- напряглась Грибанова.
– И все же: кто это?
– - Пока я могу сказать, что это связано с прошлым... с прошлым ... Конышевой...
Глаза Артюховой резко сморгнули. Она с трудом заставила себя посмотреть на очки следователя, но, поскольку за ними ничего не увидела, почувствовала облегчение. В очках он был похож на робота и казался совсем не тем наглецом, что пытался обнимать ее в парке.
– - Пока шел концерт, мы с майором, дежурным помощником начальника колонии, прошерстили все тумбочки, матрасы, одеяла в жилкорпусе, все закуточки...
– - И что?
– - недовольно повернулся к нему подполковник, большой любитель таких прочесываний.
– - Кое-что нашли...
– - Письмо?
– - догадалась Грибанова.
– - По-блатному это, кажется, называется мулявой, -- пофорсил знанием зэковского арго следователь.
– - И что в нем?
– - пробасил подполковник, которому совершенно не нравился этот разговор. Он вообще не любил, когда что-то важное или запрещенное находили в колонии без него, а тем более в присутствии майора, его подчиненного, который ему почему-то об этом ничего не доложил.