– - Просьба. Зашифрованная, но просьба, -- и, словно почувствовав, какая угроза нависла над утаившим этот факт майором, добавил: -- В интересах сохранения тайны следствия, знаете ли, я настоятельно попросил майора, вашего подчиненного, -- повернулся он сначала к Грибановой, а потом к подполковнику, -- о письме никому не говорить. Мало ли...

– - Тогда я вас вообще не понимаю, -- еле удержала себя от более резких слов Грибанова.
– - Вам известна фамилия убийцы, а вы говорите это таким тоном... таким тоном...

– - Каким?

Хорошо, что очки скрывали насмешку и презрение, жившие в глазах следователя. Раздражение опять начало возвращаться к Грибановой и, увидь она эти глаза, не сдержалась бы и такой скандал закатила, что следователь запомнил бы на всю оставшуюся жизнь.

– - Ну, каким?

– - Безразличным, -- опять еле подобрала слово помягче Грибанова.
– Речь идет о живых людях, а не о вещах. Убийцу нужно мгновенно, уже сейчас, сию минуту нейтрализовать. В любой момент она может... может... вновь пойти на убийство этой...

– - Конышевой, -- тихо подсказала Артюхова.

– - Да. Коны...

– - Не успеет, -- оборвал ее следователь.
– - Убийца сидит в ДИЗО. Убийца -- Спицына...

– - Не может быть!
– - ахнула Артюхова.
– - Она нервная, разболтанная девочка. Она может подраться, поскандалить, но убить...

– - В письме анонимный адресат просит ее именно об этом... Судя по тексту, просит крутой авторитет, может, даже вор в законе, -- объяснял следователь Грибановой, хотя отвечать вроде бы должен был бросившей реплику Артюховой.

По дороге сюда в рейсовом автобусе, набитом колхозниками и персоналом колонии, он готовил себя к непростому разговору с Артюховой. Ему хотелось замирения, хотелось продлить их отношения, и дело было не в том азарте охотника, который испытывает мужчина, не сумевший покорить сердце женщины и ищущий любые пути для достижения этого. В толстой, неповоротливой, по-крестьянски пугливой и сверхосторожной Артюховой он уловил то, что вообще никогда не встречал в других знакомых женщинах -- домовитость. Он вдруг остро понял, что, наверное, никогда не будет иметь лучшей жены, чем она, потому что в этой любви он еще и станет для нее чем-то вроде сына, которого она готова облизывать со всех сторон, и для которого она навеки станет рабыней. И ожидание этого сладкой истомой охватило сердце следователя. И он почти наверняка все-таки извинился бы перед ней за наглость и, получив ее прощение и, скорее всего, извинение уже за ее грубость, смог бы наладить отношения, если бы по пути в автобусе какой-то алкаш-колхозник не пристал к нему и не обозвал его тюремным вертухаем.

Следователь сцепился с ним, а никто из ехавших в автобусе колонистов не вступился за него. Все они ехали на службу по гражданке, стыдясь своей формы и своей работы, и, может быть, на его защиту тоже не встали оттого, что не хотели обозначать себя колонистами. Следователь возненавидел их всех, а поскольку Артюхова была одной из них, то и ее. Хотя она в том автобусе не ехала.

И теперь он точно знал, что ни словом никогда с ней не перемолвится.

– - А у меня тоже кое-что есть, -- загадочно проговорил подполковник.

– - По убийству?
– - нахмурилась Грибанова, которой очень не нравилось, что все сидящие, кроме, пожалуй, перепуганной Артюховой, знают гораздо больше ее.

Вместо ответа подполковник повернулся с хрустом на стуле к двери и отрывисто кликнул контролера. Рыжеусый младший сержант шагнул в комнату почти мгновенно. Но не сам, а вместе с пухленькой краснощекой девчонкой, которая, словно бы сразу ослепнув от сияния звезд на погонах офицеров, потупила глаза и не поднимала их до самого конца разговора.

Контролер, видимо, хорошо помнивший сценарий подполковника, безмолвно исчез, тихо прикрыв дверь.

– - А-а, стриптизерша!
– - узнала ее Грибанова.
– - Я же приказала...

– - В ДИЗО она пойдет сразу после разговора, -- пояснил подполковник.
– - Но до этого она ответит нам на пару вопросов. Вот скажи, пожалуйста, -- непривычно мягок стал его голос, -- ты помнишь то одеяло, что мы нашли на кровати Спицыной?

– - Да, -- почти неслышно, почти как дыхание, произнесла в пол девчонка.

– - Что значит: на кровати?
– - не поняла намек Грибанова.
– - Это было одеяло Спицыной...

– - Нет, -- твердо ответил подполковник.
– - Это одеяло никогда не принадлежало Спицыной. Она, -- кивнул он на девчонку, -- дала показания, что на настоящем одеяле Спицыной есть черное пятно. Ряд воспитанниц подтвердил это.

– - И что же?
– - насторожилась Грибанова.

Следователь казался безучастным, но сам-то он мысленно уже начал искать ответ на шараду подполковника и не хуже шахматного компьютера перерабатывал один вариант за другим и, все время отбрасывая ненужные версии, отбрасывая, отбрасывая, вдруг неожиданно даже для самого себя выкрикнул: