Шрифт:
– Вон они где - за сухогрузом спрятались! Лево руля!
– Слушай, ну тебя на хрен с твоими маневрами!
– бабахнул из угла Бурыга.
– А если корабль угробим? Кто отвечать будет? Комбриг, что ли?
– Теперь - право руля!
– Анфимов, ты что - забыл: я - старший на борту!
– Держи прямо! Вот они, гады! Кравчук, полный вперед!
– Анфимов!
– Одерживай, одерживай! Ага-а-а! Лево руля! Держи, сынок, за ним, держи. Вот как за задницу девицу держишь - так и его держи, не отпускай.
– От мать твою!
– грохнул в ярости тяжеленной, чуть ли не сейфовой дверью Бурыга и что-то еще прокричал с левого крыла мостика, куда он унес из ходовой свою ярость.
– Держи, сынок, держи, - скорее попросил, чем приказал Анфимов.
Яхта рванула из укрытия зайцем, уже было подумавшим, что удалось спастись от разъяренного волка, и так же, как заяц, запетляла по морю, то прижимаясь к лениво плетущимся по фарватеру судам, то отбегая от них мористее, по бескрайней синей целине. Наверное, она могла бы запросить помощь от охотящегося за ней "Альбатроса" у больших судов, но что-то мешало ей: то ли страх перед все равно неостановимой расплатой, то ли въевшийся в кровь ее хозяев с детства железный закон капитализма - каждый сам за себя. Однажды она даже пошла к берегу, точнее, в направлении к берегу, который отсюда был не виден, и у Анфимова похолодело внутри от одной мысли, что придется юлить рифовым полем, но и у яхты нервишки оказались слабоваты. Как только вдали мутным бурым пятном проступил явный предвестник доросшего почти до пленки воды красного кораллового рифа, и снизу, из ГКП, прошлепал в ходовую озабоченый штурман, яхта переложила рули влево и пошла параллельно берегу. Судов здесь почти не было, и преследование стало еще сильнее похоже на гон в чистом поле.
Стрелка тахометра, судя по числу указываемых оборотов в минуту, дрожала между двадцатью четырьмя и двадцатью пятью узлами и раздражала Анфимова сильнее, чем яхта. Меряя ходовой широкими шагами, он то и дело бросал на нее просительные взгляды, но стрелка была безразлична к ним. Беглецы все шли и шли на одной дистанции. Рука сама потянулась к тумблеру связи с ПЭЖем - постом энергетики и живучести, механическим "мозгом" корабля, но тут сзади кто-то обозначил себя робким покашливанием.
– А-а, Клепинин! Легок на помине. Ты это видишь?
– и ткнул коротким пальцем в диск тахометра.
Клепинин исполнил меховский обряд вынимания лампочек из ушей, со стоном выдохнул, и почему-то именно в этот момент Анфимов ощутил муторный запах соляра, масел и еще чего-то, который растекался от щупленькой, сгорбленной фигуры механика по ходовому мостику.
– Ты что обещал?
В плотно сжатом кулаке Клепинина прохрустели трущиеся боками лампочки.
– Машина еще минут десять выдержит - и все, - обреченно довел Клепинин до сведения командира.
Из трюмов он нес такую уверенность в том, что потребует вот сейчас, вот тут же прекратить эту гонку на износ, но, пока шел, она по каплям вытекла из него, и он опять стал мягким и податливым как нагретый пластилин.
– Каких десять минут! За ними еще, может, с час гоняться. А ты?
– Ну двенадцать... пятнадцать...
– Товарищ командир, - напомнил о себе проснувшийся Кравчук.
– Почему десять, а не полчаса, час?
– подступал Анфимов все ближе к Клепинину, и тот с каждым шагом вроде бы уменьшался и уменьшался.
– Так топливо, сами ж знаете, какое...
– Какое - такое?
– Эль-ноль-два...
– Что ты мне своими меховскими премудростями мозги пудришь! Что: ноль-два?..
– Ну серы - ноль две десятых процента в нем. Из тюменской же нефти топливо...
– Ну и что?
– Так ведь все фильтры уже почитай позасоряло. Теперь часа два будем стоять, пока не прочищу да воздухом не продую. А фильтров - восемь, а под машиной - семьдесят градусов выше нуля...
– Тов-варищ командир, - опять влез Кравчук.
– Это раньше, когда нефть бакинская шла, таких проблем не было, товарищ командир. А сейчас... Вы утром на северную сторону
Севастополя посмотрите: если идет проворачивание оружия и техники на больших кораблях, то смог висит, как в центре Москвы...
– Анфимов!
– под писк распахнувшейся двери влетел на ходовой хриплый окрик Бурыги.
– Посмотри туда!..
– Товарищ командир, я вам о том же хотел доложить, а вы не замечаете, - обиженно проговорил Кравчук, хотя, скорее всего, обижался не на то, что его не замечали, а на то, что новость первым сказал все-таки не он.
– С яхты белым флагом машут.
– А-а! Сдаются, засранцы!
– торжествующе обернулся к яхте Анфимов.
Клепинин беззвучно исчез из рубки. Только едкий запах солярки остался напоминанием о нем, но напоминанием настолько сильным, что Кравчук и, отвернувшись, представлял себе, что сзади кто-то стоит и пахнет.
– Держать строго на яхту, - зачем-то сказал Анфимов рулевому, хотя моряк и без того понимал, что нужно делать.
"Альбатрос" сбросил скорость, но по инерции все еще ходко шел по безмятежному морю. С борта яхты махали белым флагом, сделанным из майки.