Джума сразу понял, что Базар переборщил. Шаммы так взглянул на Базара налитыми кровью глазами, что тот чуть не убежал из комнаты. Шаммы не произнес ни слова, достал сигарету и дрожащими пальцами стал мять ее. Он делал это с остервенением, будто срывал на сигарете всю свою досаду. Потом закурил, откинулся на подушку и с наслаждением затянулся.

— По пол-литра с человека, говоришь?

Спеси у Базара поубавилось.

— Если до зарплаты подождешь, можем и по литру собрать, — торопливо добавил он.

— Маловато, вот разве что с каждого по бочонку… — иронически произнес Шаммы, продолжая курить.

Базар широко раскрыл глаза и выпалил:

— Да ты никак стыд и совесть проглотил! Ну, разве не говорил я тебе? — обратился он к Джуме. — Пошли, как говорится, у таких зимой снега не допросишься. Лучше пешком идти, чем его упрашивать…

И Базар выскочил за дверь, Джума остался. Ему хотелось поговорить с этим человеком, и он стоял, не зная, как начать.

Шаммы докурил сигарету, потом сказал:

— А ты что стоишь, как истукан? Или уходи, или садись.

— Шаммы-ага, простите его… — произнес Джума и присел на канистру.

Шаммы поправил подушку:

— Ну-ка, скажи правду, кто вас послал ко мне?

Джума молчал. Не хотел он говорить, что послали их сиплый Берды и Халима-апа.

— Мы сами пришли…

— Неправду говоришь, не ваши это слова…

Джума снова промолчал. Молчал и Шаммы. Потом заговорил:

— Обидели вы меня… Но на вас вины нет, вина на тех, кто вас послал.

Он помолчал, потом продолжил:

— Ты уже раз обидел меня. Помнишь, наверное, когда ты в Шехитли остался без глотка воды, а я догнал тебя. Я ждал, ты поднимешь руку, а ты и не подумал. Что же мне, уговаривать тебя надо было? Я со злости взял да и проехал мимо. Только я бы все равно остановился, даже если б эта чертовка не забарабанила по кабине.

Джума поверил Шаммы сразу: так оно и было, он не хотел поднимать руку, не хотел просить. Вспоминая дорогу к Караджару, он всегда краснел. Несколько дней назад Таган-ага к слову сказал:

— Неспроста это место назвали Шехитли — умирающий от жажды. В давние времена такой же молодой джигит, как ты, пустился в путь и умер без воды. С тех пор и осталось это название.

— Я ведь тоже живой человек, — говорил тем временем Шаммы, — могли бы прийти и сказать: «Шаммы-ага, давайте вместе поедем, и вы посмотрите, и мы». Захотел бы — поехал, а не поехал бы — поблагодарил, что и меня вспомнили… А вы с бутылкой лезете. Иди и скажи тому, кто тебя послал, — если у него так много водки, пусть выльет в Джар.

Последние слова Шаммы уже прокричал. Джума сам не заметил, как вскочил, ноги у него дрожали. От стыда он мечтал только скорей добраться до выхода, как вдруг Шаммы уже спокойно спросил:

— Во сколько собираетесь ехать?

Джума не сразу понял. Зачем это ему? Все равно ведь не повезет. Но все-таки ответил:

— Рано утром собираемся.

— Ждите, — сказал Шаммы.

Джума не очень-то ему поверил, но переспрашивать не решился. Выйдя от Шаммы, он пересказал этот разговор Базару, тот, конечно, тоже не поверил. Не поверили и остальные. А Шаммы не подвел. Они еще не проснулись, а он, выбритый, нарядно одетый, сидел в машине и ждал…

Машина поднялась на холм.

— «Мне родные холмы Дехистана увидеть хочется…» — вспомнил Базар и весело произнес: — Дорогие друзья, этот холм и есть Дехистан.

Все завертели головами.

— Я говорю это не просто так, а по историческим данным, — продолжил Базар. — Двадцать пять веков назад здесь было государство дахов. Поэтому холм и назвали Дехистан. А кто такие дахи, что за народ, этого история пока еще не знает. Известно, что воинственный, они сражались даже с самим Александром Македонским.

— Ври, да не завирайся, — проворчал сиплый Берды, но Зохра поддержала Базара:

— Ты, Берды, не трогай его, он интересно рассказывает…

— Туркмены звали его рогатым падишахом, дорогой Берды, — продолжал Базар, окрыленный защитой Зохры.

Завиднелись огромные минареты, в свете утра они казались еще выше. Рустаму почудилось, что они достают до небосвода, а Джума сравнил их с динозаврами. И впрямь, кое-где не устоявшие перед разрушением стены были похожи на этих животных.