— Что он сделал? — безнадежно вздохнула Анна.

— Этот гад обрезал мне косу! — Эльмира сняла красную беретку, явив на обозрение обкромсанные по плечи волосы, будто кто-то стриг их овечьими ножницами.

— О, Господи! — мама прислонила ко рту ладонь, шокированная новой проказой парнишки.

Подошла ближе и потрогала неровные края золотисто-каштановых прядей.

— Ну, хоть не налысо остриг, кое-что на развод оставил, — неудачно пошутила мама.

— Ага, еще бы! Это ему наголо придется стричься.

Девочка перестала вдруг лить слезы и злорадно усмехнулась своей проказе.

— Так, Эля, а ну-ка признавайся, что сделала ты? За что он так поступил?

Анна сложила руки под грудью, и маска сочувствия сменилось строгостью и требовательностью. Дочь печально призналась.

— Я на уроке ему положила на голову таблетку пергидроля и пока он ее заметил волосы на затылке окрасились в белый цвет. Он теперь у нас — Перышко Финиста ясный сокол, — призналась и захихикала.

Мама закатила глаза.

— Значит, по волосам вы в расчете, — подвела итог родительница.

— Получается так. Но все равно его ущерб: маленький клочок волос, — Эля развела пальчики на сантиметр, показывая, насколько там ущерба. — И мои косы! Я их растила четыре года! — схватилась за остатки волос, начиная снова пропитывать воздух горечью утраты.

— И, Эля, прекрати химичить. С этим не шутят.

Эльмира, дочь родителей-химиков: мама фармацевт, папа преподаватель университета кафедры химии и биологии, породили маленькую хулиганку, юного Менделеева и Авиценну в одном лице. Ее тяга к экспериментам, безграничное любопытство и мелкие опыты заставляли нервничать не только домочадцев, но и окружение вне семьи. И самым большим подопытным являлся сын их друзей Эдем. Они соперничали в ловкости, остроте ума и кто кого надует первым.

***

— Эдем, ты обелил где-то волосы, отряхнись.

Рауль прошел мимо сидящего за столом сына и сел напротив в ожидании ужина. Ласково посмотрел на свою рыжеволосую супругу, подмигнул.

— Руслана, я очень голоден, — и так красноречиво посмотрел на супругу, что у той не осталось сомнений и в голоде иного рода.

Женщина вспыхнула от тонкого намека на трапезу с интимным подтекстом и поспешила подать жаркое в горшочках и овощной салат. Разложила салфетки и приборы, села напротив.

— А эта метка так просто не смоется, — пояснила мама, ни к кому конкретно не обращаясь, приподнимая крышки глиняных изделий.

На что получила недовольный взгляд сына. Но он промолчал и снова уткнулся в тарелку.

— А что такое? — спросил глава семейства.

Рауль непонимающе взглянул на сына, на жену, но ответ получил из уст своей шестилетней дочурки, что вбежала в кухню и с разбега забралась на колени к любимому папочке.

— Это Элька его пометила и сделала своим навсегда! — горделиво выдала свою трактовку младшая.

— Чё ты несешь, мелюзга! Никто меня не метил! — огрызнулся Эдем на сестру.

Эдем перестал есть, отложил вилку и изобразил пальцами захлопнутый рот, глядя в глаза сестры.

— Эдем! — рыкнул отец и так посмотрел, что сыну ничего не оставалось, как рассказать правду.

— Гм, менделеевка Тариевых оправдывает свои гены, — расплылся улыбкой Рауль. — Главное, чтобы глаза не прожгла и кое-что поважнее, — и не сдержался от смеха в голос.

— Рауль! — предупреждающе шикнула Руслана. — Думай, что говоришь, они же дети еще.

— Ага, дети, помню я себя в тринадцать.

Но, заметив, как прислушивается к их разговору смекалистая рыжеволосая девчонка, прикусил язык.

— Иди, Фрида играй, если не садишься за стол, — и спустил дочь на пол.

Проказница прошла мимо брата и шепнула: "Меченный!" Хихикнув, удрала от угрозы кулаком старшего.

— Так, а ты что в отместку сотворил?

Но сын молчал, продолжая ковыряться в тарелке, вздохнул и посмотрел умоляюще на мать. Но та, непреклонная, лишь пожала плечами: мол, признавайся сам. Поднял взгляд на отца и выпалил:

— Обрезал ей косы!

— Вот это да! Хоть не сильно коротко? — хохотнул Рауль.

— Нет, что-то осталось, — тихо добавил.

— Руся, ты уже говорила с Анной? Не врет наш насчет ущерба?

— Терпимо. Но Джафар за свою дочь может прийти и потребовать возмещение утраты.

— Пусть требует, что хочет, сил моих нет штрафы платить за балбеса. Отдам его ему на опыты в лаборантскую, пусть вернут ему родной цвет, — и расхохотался, да так что держался за живот и вытирал слезы.

— Но, отец, она первая начала, — испуганно прикусил губу Эдем, боясь наказания.