Ладно, "нет" было бы хорошим ответом, но это не тот ответ, который я могу дать.

— Это было очень давно.

Кэлли отворачивается от меня, уставившись на свои руки на столе. Затем она встает.

— Я, пожалуй, пойду.

Я встаю со стула, но Кэлли поднимает руку.

— Не хочу быть рядом с тобой прямо сейчас.

И она, черт возьми, уходит.

Я смотрю на Дина, который машет рукой.

— Иди, Ромео, иди. Я позабочусь о счете.

— Спасибо, чувак.

И я следую за Кэлли через дверь на пустую парковку.

— Каллауэй! Эй, ты куда собралась?

Она не оборачивается.

— Домой.

— Я отвезу тебя.

Свет ее телефона освещает ее лицо бледным голубоватым светом.

— Нет, я возьму Uber.

Я фыркаю.

— Это займет час. Самое близкое к Uber здесь — задняя часть велосипеда Микки Кадески. — Я подхожу ближе, и она не отстраняется. — Давай, Кэлли. Садись в машину.

Она смотрит на меня, и все это в ее глазах — гнев, предательство и такая боль, что у меня перехватывает дыхание. Но потом она напряженно кивает и садится в мой джип.

~ ~ ~

Кэлли

Дыши… просто дыши…

Часть меня знает, что я веду себя глупо. Мне тридцать четыре года, я женщина. Взрослая. Это не должно так меня расстраивать.

Гарретт спал с Беккой Сейбер. Он трахал ее, прикасался к ней. Его губы целовали ее, ее руки касались его. Всего его.

Я обхватываю себя руками, и с моих губ срывается стон. Потому что это больно. Больно так же сильно, как было бы, если бы я узнала об этом, когда мне было семнадцать. И это похоже на то, как будто эта семнадцатилетняя девушка овладела мной — как будто она руководит шоу.

— Ты солгал мне.

Краем глаза я замечаю, как Гарретт качает головой, пока ведет машину.

— Я не лгал.

— О, дай мне, бл*дь, передышку! — я поворачиваюсь к нему. — Думаешь, я идиотка? Я упомянула ее имя в продуктовом магазине несколько недель назад! И ты ничего не сказал — это ложь.

Его руки крепче сжимают руль.

— Это не имеет значения.

— Это имеет значение для меня! И ты знал это — вот почему ты солгал.

— Это было семнадцать гребаных лет назад! Ты сейчас ведешь себя совершенно нелепо.

— Не делай этого! Не смей преуменьшать мои чувства. Ты знал, что я расстроюсь, поэтому пошел на этот дерьмовый ход и солгал. Мне позволено злиться из-за этого.

Минуту спустя мы въезжаем на подъездную дорожку к дому Гарретта.

— Ты сказал, что отвезешь меня домой, — шиплю я.

Глаза Гарретта — два твердых черных камня, а челюсть — гранит.

— Нам нужно поговорить об этом. Это не тот разговор, который я собираюсь вести с твоими родителями в соседней комнате.

Хорошо. Ладно, мне все равно хочется кричать.

Я рывком открываю дверцу машины и топаю по дорожке. Гарретт открывает входную дверь, и Снупи уже там, чтобы поприветствовать нас в фойе. Присутствие маленькой собачки дает мне момент спокойствия, рациональности. Я глажу его под подбородком.

— Привет, Снупи.

Гарретт идет на кухню, и мы со Снупи следуем за ним. Он открывает заднюю раздвижную дверь и выпускает собаку. Затем он поворачивается ко мне, и его взгляд становится мягче. Сожалеющим.

— Мне очень жаль, Кэлли. Ты права. Я должен был сказать тебе. — Он качает головой. — Это просто, это не имело значения для меня, и после всего этого времени я не хотел, чтобы это имело значение для нас. Не тогда, когда мы были счастливы и восстанавливали то, что у нас было. Я не хотел, чтобы это испортило отношения между нами.

На мое семнадцатилетнее "я" это не произвело впечатления.

— Что бы ты почувствовал, если бы это была я… Если бы я трахнула Дина?

— Это даже не одно и то же! Бекка не была твоей лучшей подругой. Это было бы то же самое, только если бы я переспал с Сидни.

Что-то мелькает на его лице — воспоминание. Чувство вины.

— Боже мой! Ты и с Сидни тоже трахался?

Гарретт качает головой.

— Нет! Нет, был один вечер, когда мы столкнулись друг с другом в баре. И мы говорили — говорили о тебе, на самом деле — и было поздно, и мы были пьяны, и был один момент, когда казалось, что что-то будет, но ничего не произошло.

Я вцепляюсь руками в волосы и кричу:

— Господи Иисусе, Гарретт!

Затем Гарретт кричит в ответ.

— Ничего не произошло! Почему ты так себя ведешь?

— Потому что каждый раз, когда мы были вместе, это было прекрасно, и это что-то значило для меня. И знать, что после того, как я ушла, ты просто распространил это повсюду и стал мужчиной-шлюхой, убивает меня!

Он указывает на меня пальцем.

— Ты не можешь этого делать! Ты не можешь называть меня мужчиной-шлюхой из-за того, что я сделал что-то, чтобы исправить то, что ты сломала.