Шрифт:
— Я не… я не думала, что они разобьют мне сердце.
И я рыдаю, горе от всего, что случилось, вырывается на свободу и вытекает из меня.
Гарретт притягивает меня к себе, прижимая мое лицо к своему плечу, потирая мою спину и целуя мои волосы.
— Да. Да, они это умеют.
~ ~ ~
На следующее утро я вхожу в аудиторию, и меня встречают тридцать мрачных, удрученных лиц. Новость о том, что Дэвид сдался, что в этот самый момент он сидит в тюремной камере, уже разнеслась по школе. Я кладу свою сумку на стул в первом ряду, и моя грудная клетка наполняется бетоном.
— Мы должны закончить блокировку сегодня. Обратитесь к сцене семнадцать в ваших сценариях.
Мгновение никто из них не двигается. Они просто смотрят на меня.
— И это все? — тихо спрашивает Майкл. — Это все, что Вы собираетесь сказать?
Я прочищаю горло, перебирая страницы сценария в руках.
— Эм… Брэдли, ты дублер Сеймура. Тебе нужно начать изучать эти строки. Мне придется выбрать кого-нибудь из других театральных классов, чтобы кто-то сыграл дантиста.
— Нет. — Лейла встает, ее голос необычно тверд. — Я не собираюсь делать это с ним. Я не собираюсь его целовать.
Брэдли усмехается.
— Я тоже не хочу обмениваться с тобой слюной, неудачница.
— Заткнись, придурок!
— Да пошла ты!
— Прекратите это! — я швыряю сценарий на стул. — Не делайте этого.
— А как насчет Дэвида? — тихо спрашивает Симона. — Неужели он Вам совсем безразличен?
Этот тихий вопрос пронзает меня до костей. И вся печаль, которую я заперла, крепко заперла прошлой ночью, поднимается, грозя выплеснуться наружу.
— Шоу должно продолжаться. — Я смотрю на их грустные маленькие лица. — Вы когда-нибудь слышали это выражение? Это правда — и в театре, и в жизни. Шоу больше, чем любой из нас — больше, чем ты или я… или Дэвид. Он больше не может быть частью этого, но мы продолжим и сделаем это без него.
Тоби смотрит на меня так, словно никогда раньше не видел.
— Это жестоко, мисс Карпентер.
— Жизнь жестока, Тоби.
И я стараюсь, я так стараюсь быть жестокой — быть сильной. Но у меня горят глаза и болит сердце.
— Жизнь собьет вас с ног, каждого из вас. Каким-то образом, в какой-то момент произойдет что-то неожиданное и ударит вас прямо по коленям. Вышибет из вас дух. — Воспоминания обо мне и Гарретте пронизывают меня, насыщают меня — погружают меня в незабываемое ощущение того, что весь мой мир перевернулся с ног на голову и встряхнулся. — И я хотела бы защитить вас от этого, — мой голос срывается. — Я бы сделала это для вас — для каждого из вас, если бы могла. — Я качаю головой. — Но я не могу. — Я вытираю влагу, наполняющую мои глаза, глубоко дыша. — Итак, если я больше ничему вас не научу в этом году — позвольте сказать следующее: шоу продолжается. Вы должны продолжать, потому что жизнь продолжается. Даже когда больно, даже когда это тяжело — нужно взять себя в руки, опереться на окружающих и идти дальше.
Они неподвижны и подавлены в течение нескольких долгих мгновений после этого. Впитывая слова.
— Я сделаю это. — Майкл поднимает руку. — Я могу сыграть роль Дэвида. Я уже знаю блокировку и линии. — Он пожимает плечами, самоуничижительно улыбается и поправляет очки. — В любом случае, я практически настоящий Сеймур.
Моя улыбка Майклу благодарная… и гордая. Я бросаю взгляд на Лейлу.
— Тебя это устраивает?
Она смотрит на Майкла, а затем ее глаза поднимаются на меня.
— Да. Да, это меня устраивает.
— Хорошо. — Я киваю. — Ладно. Сцена семнадцатая.
И вместе… мы идем дальше.
Глава восемнадцатая
Гарретт
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду, говоря, что не ставил елку?
Сегодня днем мы отправились на ферму Фостера "Сруби-свое-дерево" и заметили красивую 2,5 метровую дугласову ель для дома родителей Кэлли. Потом Кэлли поцеловала меня рядом с ней, одно привело к другому — и позже мы вышли оттуда с деревом, в промокших куртках и с сосновыми иголками в волосах от возни в только что выпавшем снегу.
Сейчас мы прогуливаемся по Мейн-стрит, рассматриваем столы с выпечкой и поделками на ежегодном Рождественском базаре на берегу Озера — говорим о ее каникулах в Сан-Диего. Она искоса смотрит на меня из-под своей красной вязаной шапочки — кончик ее носа такой милый и розовый от холода. Мне хочется его укусить.
— Ну, был только я — казалось, что для одного человека много работы. Я ставил настольную елку.
— Настольную елку? Какая у тебя была печальная, маленькая жизнь. Слава Богу, теперь у тебя есть я, чтобы спасти тебя от этого.
Она закатывает глаза. Затем тянет меня к столу с романами, основанными на классике. Она покупает "Графа Монте-Кристо" и несколько других для Дэвида. Я везу Кэлли, чтобы навестить его завтра — за три дня до Рождества — в Джеймсбургском доме для мальчиков. Она несколько раз разговаривала с ним по телефону, и он, похоже, чувствует себя хорошо — сидит спокойно, пока его государственный защитник договаривается о сделке о признании вины за него.
— Привет, тренер Ди, привет, мисс Карпентер!