Не в силах сдерживать нечто, переполнившее меня, я резко выдохнула…

Хамка, протянувшая ко мне руки, чтобы отшвырнуть с дороги, истошно завизжала. Её одежда вспыхнула.

Она рухнула на мостовую, начала кататься по грязи как неуклюжая толстая свинья, но огонь не сбивался, не отступал.

Негодяй, что был с ней заодно, заорал, но продолжал стоять и просто смотреть. Даже не попытался помочь, скинуть куртку, сбить ею пламя.

С вытянутым от удивления и ужаса обрюзгшим, толстощеким лицом, недоумок выглядел настолько жалким, ничтожным насекомым, способным только жрать и поддакивать, что перестал для меня существовать. Зато мой взгляд упал на хороший дом, где эти двое жили в тепле, комфорте, сытости, равнодушные к тому, что Жиаль с детьми скиталась и рыдала в холодном лесу, не в силах согреть их, накормить…

От гнева и отвращения потемнело в глазах.

Бедная Жиаль обходила проклятую булочную стороной, слова плохого не сказала о мерзавцах, несмотря на обиды. Так они сами к ней привязались и пытаются сжить со свету.

На краю мысли вспыхнул дикий, воинственный порыв: вот бы спалить лавку! Дотла! Раз Жиаль с детьми не нашлось здесь угла, капли человеческого тепла и жалости, так пусть никому не будет!

Лава ненависти понеслась по венам, растекаясь по ногам, рукам, до кончиков пальцев… Больше всего на свете сейчас я хотела вернуть негодяям их же зло, чтобы возмездие прошлось по ним неминуемым, неумолимым катком и оставило ровно столько же, сколько они, жестокосердые, оставили Жиаль и безвинному малышу Марти, ножки которого мать согревала дыханием.

От силы накатившего приступа застучали зубы, колени задрожали.

Я испугалась, что мое подозрительное состояние заметят и обвинят в колдовстве, но кто-то истошно закричал:

— Пожар! Пожар!

Соседи, выбегавшие из домов, бежали в сторону булочной… И даже я, у которой перед глазами стояла чернота, разглядела за стеклянной витриной яркие, вздымающиеся языки пламени.

Огонь пульсировал, разрастался, молниеносно расползался по лавке, поглощая пядь за пядью. Миг – пекарню охватило яркое пламя и перешло на второй этаж…

Зеваки закричали, побежали за водой…

— Идем! Скорее! – Рывком подняла меня Жиаль и потянула за собой.

Почерневшая от синяков и кровоподтеков, с разбитой губой, с темными, разметавшимися по плечам волосами, в жилете, с выдернутыми с корнем пуговицами, она выглядела пугающе спокойной, отстраненной.

Ее хладнокровие подействовало на меня отрезвляюще. Я попыталась идти, но ноги не слушались и не гнулись.

— Ну же, тихонько… Идем… — Жиаль закинула мою руку на своё плечо, взвалила меня на себя и повела подальше от толпы.

— Орехи! – я спохватилась, что мы потеряли важные покупки. В ответ Жиаль хмыкнула, взвалила меня себе на спину, как куль, и потащила в темный закоулок, где мы нашли узкий проход…

Далеко она унести меня не смогла, но до бурьяна и безлюдного переулка дотащила. Там упала в мокрую траву и, тяжело дыша, прошептала:

— Так и знала, что с тобой не все так просто.

— Я не знаю, что произошло.

Мне было тяжело говорить, дышать и даже думать. Я была сама не своя и приходила в себя медленно.

— Магесса ты. Что уж тут думать, – подвела итог Жиаль, смотря на меня темными, блестящими от возбуждения глазами. – Обидели тебя Лудар и Эмра, вот ты и наказала их. И лавку спалила…

— Мне жаль.

— Пф-ф… Даже не думай! – фыркнула Жиаль и поморщилась от боли. – Всё к лучшему. Теперь в Сагленде меня больше ничего не держит. Так что вставай, идем за детьми и уходим. И чем скорее, тем лучше.

Чувствовала я себя отвратительно, едва шла. Жиаль приходилось большую часть дороги тащить меня на себе. Хорошо, что городишко небольшой, я тощая, а она крепкая и выносливая.

Мы успели добрать до дома старухи Райды прежде, чем туда нагрянули разгневанные горожане.

Сбор прошел невероятно быстро: Жиаль просто отдала все деньги, которые были, старухе за теплые вещи, ветхое одеяло и хоть какие-то башмаки для меня.

После Арт закинул на одно плечо мешок с остатками муки и медом, на другое одеяло со скромными пожитками, Велла взяла Марти, и мы как воришки побежали в лес.

Дождя не было, но как только зашли в пролесок, тотчас ощутили влажность, пробирающую до костей.

Не передать словами, как я корила себя. Особенно когда уставшая, голодная Велла подняла на нас глазища и со слезами спросила:

— У нас совсем не осталось денег?

Ком подступил к горлу, и всё, что я смогла, покачать головой.

Тогда она сунула замерзшие пальчики в кармашек и, достав обратно, раскрыла ладошку.

— А этот камушек чего-нибудь стоит?

В скудном лунном сиянии я увидела багрово-черный осколок злополучного кристалла. Тогда я не могла даже смотреть на него и выбросила. Теперь же не могла отвести взгляда.