— И зная все это, вы все же хотите пойти против Азари?

— В нашей ситуации все гораздо хуже. На кону человеческая цивилизация как вид. Тут либо они, либо мы. Церковь прекрасно понимает, что большая часть людей может погибнуть. И самое ужасное то, что мы готовы заплатить такую цену.

— А что потом? — спросил Майф, — Убьете всех неугодных? Запрете в резервациях и заставите ходить по струнке?

— У вас богатая фантазия, — вскинул брови Ивлев.

— Я в курсе, что многие храмовницы никогда даже не покидали резерваций. Для них это тюрьма!

— Вы слишком беспокоитесь за наших женщин. Похвально, но им это не нужно.

— Вы хотите такой участи для всех марсиан.

— Вовсе нет. То, о чем вы говорите — вынужденная мера. Мы пытаемся восстановить естественнорождение. При соприкосновении с Тенями возникает бесплодие.

— Внешний мир уже давно научился справляться с воспроизведением человечества без женщин.

— Внешний мир уже ничего не может нам дать, — строго отрезал Ивлев, — Или вы хотите, чтобы мы занимались проституцией, как сошедшие с ума остальные граждане Марса?

— Говорите так, как будто это что-то плохое.

Неожиданно крестоносец изменился в лице. Какая-то еле заметная дымка мелькнула в его суровых чертах. Впервые он засуетился, спрятал оружие и встал.

— Похоже, мы говорим на разных языках, — резко отрезал мужчина.

— Это все потому, что Церковь выбрала не того человека для переговоров, — съязвил Дин-Сой, — располагать к себе собеседника вы явно не мастак.

— Видимо, мы ошиблись. Вы не тот человек, который способен изменить мир.

— А зачем его менять? Этот мир прекрасен. Я счастлив и меня все устраивает.

Решив, что пора все-таки закругляться и диалог не желает никак развиваться в положительном русле, Ивлев начал собираться и отдал приказ подчиненным. Те кивнули и тоже направились к двери. Остановившись посреди комнаты, мужчина посмотрел в спину Дин-Соя, наливавшему очередную порцию выдержанного Арбеста. Взгляд шоумена был устремлен то ли на фотографию красивой, крепкой женщины с миндалевидными глазами, то ли на пустоту рядом с ней. Подумав, Константин опустил глаза на веселый интерактив глянцевых полов. На бесконечном поле зеленой травы, слегка пригибаемой ветром к поверхности планеты, паслись пушистые, практически круглые овечки. Иногда сталкиваясь лбами, они спокойно жевали траву. Нелепая, наполненная забавной безмятежностью картина никак не вязалась с крайне напряженной атмосферой.

— Сколько еще должно умереть близких вам людей, чтобы вы поняли, что все-таки не устраивает? — спросил Константин.

Замерев на мгновение, Дин-Сой напрягся всем телом. Оба знали, что это была последняя капля. Майф до боли в костяшках пальцев сжал стакан с черной полосой посередине, чувствуя, что вот-вот его раздавит. Остановившись в проеме двери, крестоносец последний раз обернулся.

— И все же, господин Дин-Сой, — усмехнувшись, с неожиданным сарказмом бросил он в спину шоумену, — если вдруг случится так, что вы наберетесь мужества, вам не составит труда с нами связаться.

Стоя спиной к уходящим служителям Церкви, Дин-Сой кожей чувствовал эту унизительную насмешку. Когда захлопнулась дверь, шоумен в негодовании развернулся и решительно направился к выходу, чтобы запереться изнутри на все замки. Только он успел сделать пару шагов, как услышал непонятную возню и недовольное бурчание. Дверь отворилась, и вошел немного смущенный и обескураженный парень. Тот самый, что бесцеремонно усадил Дин-Соя в кресло и тот же самый, что походил на хорошо отлаженный, не дающий осечек механизм. Не говоря ни слова, он пошарил в карманах широких штанов. С виноватым видом он достал оттуда что-то достаточно большое, блестящее и красное. Шоумен с нескрываемым удивлением в глазах смотрел на храмовника. Он был готов дать голову на отсечение, что мужчина густо покраснел, если бы тот не имел темную, цвета спелой ежевики, кожу.

— Вот... Мы это... тут с пацанами гоняли, — крестоносец протянул в широкой розовой ладони машинку коллекционного издания и всучил ее ошеломленному Дин-Сою прямо в руки. — Поломали немного. Так получилось... простите.

Затем, быстро развернувшись, храмовник вышел так же стремительно как и вошел, оставив потрясенного Майфа с протянутой рукой, в которой находилась игрушка. Когда дверь захлопнулась во второй раз, мужчина медленно опустил голову и посмотрел на ладонь. Правый двигатель совсем отвалился. Потрескалось стекло, кое-где поцарапалась краска. На днище автомобиля отклеилось защитное напыление.

Шоумен шумно выдохнул. Большое, непреодолимое чувство обиды в одно мгновение надулось в груди и лопнуло. На глазах проступили слезы: что нужно было делать, чтобы так испортить коллекционную вещь?! Весь негатив от произошедшего разговора улетучился. Нет, даже не так. Раздраженность просто утонула в нахлынувшей обиде, поглотившей Майфа с головой. Незваные гости, словно нахальные старшие подростки, взяли без спроса его собственность, и, пользуясь своей безнаказанностью, угробили ее! Большой ком подкатил к горлу. Словно маленький ребенок, мужчина уже не пытался сдержать слезы, глядя на поломанную детскую игрушку, которую он так любил.