На первой, попавшейся мне в руки, квитанции указан сентябрь 2008-го года.

Хватаюсь за другие потрёпанные чеки.

Октябрь 2008-го…

Ноябрь 2009-го…

Август 2011-го…

Вскоре собираю внушительную стопку криво распечатанных справок, чеков и квитанций, подтверждающих мои птичьи права на жилплощадь, которую я долгие годы считала своей.

С августа 2005-го по сентябрь 2017-го Соколова Ольга Николаевна перечисляла деньги Стрельцовой Ларисе Андреевне "за аренду квартиры на Центральной".

После смерти мамы Оли, а именно с октября 2017 и по сегодняшний день, арендную плату вносила за неё Краснова Антонина Петровна.

"За аренду… За аренду… За аренду…" — значится в каждом платёжном документе, коих здесь почти полторы сотни.

Выходит, эта женщина в узких джинсах и белом кашемире говорила правду. Она в самом деле Стрельцова Лариса Андреевна, у которой моя бабушка долгие годы снимала квартиру.

"Что за… "

— Дашенька… — голос за спиной.

Резко оборачиваюсь.

Засунув руки в карманы домашнего платья, в дверях стоит Антонина Петровна.

Увлечённая своим занятием, я не заметила, как она вошла.

— Что это такое? — спрашиваю я, указывая на стопку бумаг, лежащую на моих коленях, и смахиваю слёзы, появившиеся как всегда не кстати. И жду ответа.

Антонина Петровна обводит взглядом комнату, царящий в ней беспорядок, и будто нарочно медлит. Медленно проходит к дивану. Медленно опускается на него. Неспеша поправляет хлопковый подол. И только спустя минуту или две начинает говорить.

— Когда-то это должно было случиться. Такое невозможно скрывать всю жизнь, — она вздыхает с сожалением.

Я откладываю документы, поднимаюсь с пола и осторожно подсаживаюсь к ней:

— О чём Вы говорите?

— Твоя бабушка двенадцать лет снимала эту квартиру у Стрельцовых, — говорит Антонина Петровна и, опережая все мои вопросы, добавляет. — Я не знала этого, клянусь. Мы столько лет жили по-соседству. За солью друг к другу ходили, сериалы одни и те же смотрели, болтали о том, о сём. Но про аренду она рассказала мне только когда поняла, что умирает. Я пришла на её глухой плач и стоны, увидела её лежащей на полу и бросилась на помощь. А она ледяными пальцами вцепилась в мою руку и хрипло произнесла: "Тоня, спаси мою Дашеньку! Не брось её, прошу тебя! Я денег тебе оставлю! Много! Только убереги её!" А после добавила: "Она за мной пришла! А, значит, и за ней придёт!" И стала рассказывать. О том, что бежать ей когда-то пришлось. О деньгах каких-то говорила. Хрипло, неразборчиво. Много плакала. Тебя жалела, себя винила. И всё время повторяла: "Я должна была скрыться. Иначе она погубила бы нас обеих! А теперь не изменить ничего! Помоги Дашеньке, Тоня! Отдавай деньги Ларочке! Каждый месяц отдавай! Только не рассказывай ничего моей девочке! Молча отдавай! Пусть внученька счастлива будет! Пока правда сама не вскроется! Ты сама поймёшь, когда это случится!" И плакала, и плакала. Указала на эту коробку из-под зимних сапог. В ней были деньги. Аккуратно лежали, по конвертам. А ещё фотографии и мелочь разная. Я эту коробку потом к себе унесла. И до сегодняшнего дня указ твоей бабушки честно выполняла…

Антонина Петровна прерывисто вздыхает, разглаживает и без того идеальный подол на коленях. Её голос дрожит от волнения.

— Зачем? — спрашиваю я, пристально вглядываясь в её влажные, раскрасневшиеся глаза. — Зачем Вы это делали? Зачем делали так, как она Вам сказала? Моя бабушка по сути была для Вас чужим человеком. Какое дело было Вам до последнего желания соседской старухи? Ворчащей и недовольной жизнью старухи. Старухи, топающей у Вас над головой, постоянно что-то роняющей. Зачем Вам понадобилось взваливать на себя эту ношу? Заботиться о чужой соседской девчонке? Хоронить её бабушку? Платить за квартиру, в которой она живёт? Кормить её? То и дело подбирать с пола, чумазую и зарёванную? Зачем?.. Что-то не сходится, Антонина Петровна, что-то не сходится…

Женщина не успевает ответить. Её щёки вспыхивают румянцем раньше любых слов.

И этот румянец выдаёт её…

— Что же Вы молчите, Антонина Петровна? Не можете сходу сочинить правдоподобную историю? — у меня вырывается злой, я бы сказала, ядовитый смешок.

Вскакиваю с дивана и принимаюсь ходить по комнате, по разбросанным на полу бумагам. Зарываюсь пальцами в волосы, тяжело дышу. Чувствую, как покрываюсь пунцовыми пятнами от негодования.

— Как же я устала от лжи, Антонина Петровна! От наглой, бессовестной лжи! Не утруждайтесь! Не выдумывайте ничего! Просто скажите правду! Скажите, как есть! Этот халат на мне, — трясу себя за хлопковый воротник, — этот горячий ужин, мягкий диван и пустые полки в шкафу — это ничто иное, как искупление вины. Я угадала?

И снова не дожидаюсь ответа. Говорю сама:

— Вы помогаете мне, Антонина Петровна, потому что причастны к смерти моей бабушки? Верно? О, боже! Ну, конечно! Как же я сразу этого не поняла! Говорите, обнаружили её лежащей на полу. Ага. Но откуда мне знать, что это не Вы довели её до сердечного приступа? Откуда мне знать, что Вы не в сговоре с этой женщиной в кашемировом свитере? — указываю рукой в сторону прихожей, откуда ещё не улетучился сладко-приторный аромат туалетной воды. — Может быть, Вы вместе подделали все эти чеки, придумали чёртову легенду и разыгрываете передо мной свой дешёвый спектакль? Ларе нужна квартира, а Вам — добрая подруга в соседки! Что Вы так смотрите на меня? Думаете, я не слышала, как Вы любезничали с ней? И с какой радостью Вы приняли у этой особы мои вещи и деньги? Которые, между прочим, до сих пор лежат в Вашем кармане, Антонина Петровна. Сколько она платит Вам за соучастие? Нет! Не отвечайте! Не пугайте меня цифрой! Лучше скажите, как давно Вы решили избавиться от нас, скучных несовременных соседей?

Я замолкаю. В комнате повисает звенящая тишина. Сердце колотится, как сумасшедшее, щёки горят огнём и… снова эта солёная вода в глазах. Чёрт бы её побрал!

Закрываю лицо руками, чтобы спрятать её, стереть, затолкать обратно, под опухшие веки.

Ненавижу! Всё вокруг ненавижу!

Опускаюсь на пол, полностью обессилев. И выпускаю слёзы, разрешаю им жечь мои щёки и капать на хлопковый подол.

Зачем я это делаю?

Зачем лелею надежду, что всё происходящее со мной — чья-то злая шутка, нелепая ошибка, глупый розыгрыш?