Судаба родилась в Азербайджане, в бедной крестьянской семье. Много лет тому назад, когда ей было всего три месяца, министр двора взял в плен ее мать и сделал своей женой. В высших аристократических кругах Судабу и ее мать долгое время презрительно называли: "Военные трофеи"...

В 1920 году кровный отец Судабы, азербайджанский крестьянин, участвуя в тебризском восстании Шейх-Мухаммеда Хиябани, захватил в плен ее будущего отчима Хакимульмулька, возглавлявшего тогда один из отрядов шахских войск, отрезал ему усы, символ мужества, и одно ухо. В таком виде он отпустил незадачливого вояку, на прощание сказав:

– Ступай и скажи своим господам, чтобы они отстали от нас!

Но когда восстание было подавлено, Хакимульмульк вздернул своего обидчика на виселицу, а прославленную красавицу - его жену привез вместе с дочерью-малюткой в столицу, хотя имел уже здесь двух жен и от каждой по нескольку детей.

Не желая быть свидетелем постоянных ссор между женами, Хакимульмульк, следуя велениям пророка, выделил каждой из них по дому в разных концах города.

Мать Судабы тоже вынуждена была поселиться в отведенном ей доме. Но в груди ее не угасла горячая ненависть к насильнику и убийце любимого мужа. Старый развратник официально объявил красавицу своей женой. Дочь ее росла, как подобает дочери министра двора, но всегда чувствовала пренебрежительное отношение к себе аристократического круга. Лишь впоследствии мать открыла Судабе тайну ее рождения. Девушка замкнулась в себе. Судаба уже давно ощущала себя чужой в среде раболепствующей, продажной знати и в удушливой атмосфере деспотического режима. В том обществе, где ей приходилось вращаться, она с искренним дружелюбием относилась лишь к Шамсии, та отвечала ей тем же.

Вдруг толпа гостей пришла в движение. Головы почтительно склонились. Оркестр оборвал мелодию.

– Шахпур идет! Пойдемте навстречу, - тихо сказала Фридуну Шамсия и поспешила к новому гостю.

Наследный принц медленно шествовал в окружении свиты военных. Он держался очень прямо, вскинув голову, как бы стараясь казаться выше своего роста. Лицо его было невыразительно, холодно и ничего, кроме высокомерия, не отражало.

Увидев угодливые улыбки, услышав благоговейный шепот, Фридун ощутил отвращение и скуку.

– Неужели вам не интересно видеть Шахпура?
– очевидно уловив выражение его лица, прошептала Судаба.

– Ничего интересного Шахпур не представляет, - с полным равнодушием ответил Фридун.
– Самый обыкновенный человек.

Судаба испытующе, с некоторым удивлением посмотрела на Фридуна.

– Люблю смелых людей! Вот сертиб так же, как и вы, стоит в стороне, сказала она и вместе со всеми поспешила навстречу принцу.

Сертиб действительно стоял в стороне и спокойно наблюдал за церемониалом встречи.

Принц шел очень медленно и порой на мгновенье останавливался, чтобы милостиво протянуть кому-нибудь руку или снисходительно спросить о здоровье.

Поравнявшись с сертибом, Шахпур мельком взглянул на него. Тот, не меняя положения, слегка наклонил голову.

– Не метите ли вы, сертиб, в депутаты меджлиса?
– сказал человек в военной форме, как тень следовавший за Шахпуром.
– Вы сменили мундир на сюртук?

Это был серхенг Сефаи, начальник политического отдела министерства внутренних дел. По укоренившейся привычке, сострив, он сам тут же громко расхохотался.

Это был среднего роста человек, с глуповатым лицом, но хитрыми глазами. Голос его был гибок и вкрадчив, как и полагалось человеку его рода занятий.

Сертиб не мог оставить без ответа открытый вызов и ответил невозмутимо:

– Под сюртуком честь сохраняется подчас лучше, чем под мундиром, серхенг!

Однако серхенг, даже не изменив благодушного выражения лица, пропустил слова сертиба мимо ушей.

– В мирное время сертиб носит военный мундир, но когда в воздухе пахнет порохом, облачается в костюм дипломата!
– с милостивой улыбкой заметил услышавший словесное состязание Шахпур.

– Честный дипломат - все тот же боец за родину!
– подчеркнув слово "честный", ответил сертиб принцу.

– Господа, прошу к танцу!
– вмешалась Шамсия, чтобы положить конец этому неприятному разговору. Затем она обратилась к принцу: - Прошу вас, ваше высочество!..

И гости двинулись туда, где играл оркестр. Проходя мимо, Шамсия шепнула на ухо сертибу:

– Умерьте свой пыл, сертиб!

Фридун подошел к сертибу Селими и прочитал в его глазах все ту же нескрываемую заботу и печаль.

– Простите, сертиб, но, должен признаться, ваше поведение, хотя и несколько резкое, доставило мне огромное удовольствие.

– Я не умею поступать иначе: что у меня на сердце, то и на языке.

– Но этот серхенг все же кажется добродушным человеком.

– Не верьте, мой друг, - возразил сертиб, - даже в его смехе заключена смертельная отрава. От таких можно ожидать все, что угодно. Такие люди способны пригласить к себе в дом и угостить отравленным пловом, убить человека руками его же родного брата, придушить его в темнице, а потом справить торжественный траур. Это так типично для иранских правителей. Вспомните хотя бы их вероломство по отношению к маздакидам!