Тяжелая жизнь и общительный, добродушный характер юноши возбудили в Фридуне уважение и симпатию к нему.

При третьей встрече Гурбан стал жаловаться на недостатки избранной им специальности.

– Откровенно говоря, я начинаю горько раскаиваться в выборе факультета. Какое право, опирающееся на принципы справедливости и правды, можно представить себе в обществе, где насквозь прогнили все моральные и нравственные устои? А там, где нет такого права, адвокат должен продать свою честь и совесть, оправдывая взятки и разбои, кровь и гнет. Лучше бы я избрал медицину!

Стараясь рассеять его сомнения, Фридун стал доказывать обратное. И добавил, что лучше умереть славной смертью за правду и справедливость, чем жить пиявкой, питаться кровью народа.

– Остерегайся, земляк!
– сказал тот, выслушав Фридуна.
– Страшное место наш университет! Помни, что самым опасным у нас считается мыслить. Берегись этого.

– А у меня опасных мыслей нет.

– Но ведь ты не из числа сытых счастливчиков. Разве твой отец коммерсант?

Услышав о том, что Фридун такой же одинокий бедняк, как я он, Гурбан Маранди сказал:

– Тогда я не верю, чтобы тебя не посещали "опасные" мысли... Ведь я придерживаюсь учения, согласно которому идеи, рождающиеся у человека, определяются его экономическим и общественным бытием...
– Склонившись к нему, он продолжал почти шепотом: - Правда, это называется марксизмом и считается у нас самым еретическим учением. Лекторы просто дрожат от страха, излагая учение Маркса даже в самом куцем виде в соответствии с учебной программой. Излагают к тому же путано и неверно. Но мне оно кажется весьма убедительным. Как ты, земляк, смотришь на это?

– Меня такие вопросы не интересуют, - опасаясь до конца раскрыть себя, уклончиво сказал Фридун и под тем предлогом, что ему надо идти готовиться к занятиям, отошел от Гурбана. Однако Гурбан Маранди, окликнув, догнал Фридуна..

– Я говорил все это, считая тебя честным человеком, земляк! Помни это!

В Гурбане Фридун угадал умного, искреннего человека, который, однако, неосторожен, легко увлекается и не всегда умеет владеть собой. Последующие события полностью подтвердили его мнение.

Гурбан Маранди был всей душой против тирании Реза-шаха.

Однажды, в начале зимы, студенты во время перерыва прогуливались по двору; был здесь и Фридун.

Группа студентов стояла у высокого кипариса и оживленно разговаривала о чем-то, греясь на солнышке. Среди них Фридун увидел разгоряченного Гурбана Маранди и услышал его раздраженный голос. С горящими от возбуждения глазами Гурбан Маранди говорил стоявшему перед ним преждевременно ожиревшему, низкорослому юноше, который напоминал упитанного поросенка;

– Пиши, сударь! Поди напиши, что Иран представляет собой сплошной рай! Что здесь нет бедных и голодных, что нет ни угнетенных, ни угнетателей. Пусть весь мир придет полюбоваться на нас.

– Вы дурака не валяйте, сударь!
– прервал его толстый студент. Значит, вы отрицаете, что наша нация благоденствует под скипетром его величества? В ваших жилах нет ни капли иранской крови, если вы способны говорить подобные вещи!

– Если иранская кровь обязывает закрывать глаза на страдания забитого народа, должен сознаться, этой крови в моих жилах действительно нет.

– Ладно, сударь! Значит, ее в вас нет, - угрожающе сказал низкорослый студент.
– Посмотрим...

В тот же день Гурбана Маранди вызвали к ректору университета.

– Его величество Реза-шах является тенью аллаха, аллахом на земле. Благодаря его заботам мы заняты здесь изучением наук. Тебе надо преклоняться перед таким правителем, а не болтать всякий вздор!
– начал поучать его ректор.

– Господин ректор, - почтительно ответил Гурбан Маранди, - ничего плохого или вредного я не высказал... Не могу понять зачем и кто вас побеспокоил?

– Ступай! Чтобы этого больше не было, иначе будешь раскаиваться! сказал ректор тоном, не допускающим возражений.

И Фридун и все другие студенты поняли, что с этого дня Гурбан Маранди взят под наблюдение.

Однажды вечером, встретив Гурбана Маранди случайно на проспекте Реза-шаха, Фридун посоветовал ему осторожнее и разборчивее выбирать тех, перед кем он так резко высказывает свои суждения.

– Я как в аду. Задыхаюсь в этой среде, - признался Гурбан Маранди.
– Я видел и перенес все тяготы жизни и ничего не боюсь. Пускай проживу десять дней вместо десяти лет, но зато честно.