– Так точно!
– согласился Майк.

И они стали пить вино и смотреть на улицу. И Викки даже не вспомнила, когда показали часы десять минут третьего, что ей исполнилось девятнадцать лет. Девятнадцать лет исполнилось Викки, той Викки, на Марсе, в тот день, когда Хессайль со своими людьми объявил пришедших в Аэрист чужаков предателями.

* * *

Уже светало. И давно было выпито вино. Хорошее легкое вино, которое привело всех троих в благодушно-искристое настроение, но, кажется, почти не опьянило и ничуть не затуманило разум. И устали уже музыканты вспоминать вновь и вновь все перипетии прошедшего дня и радоваться неожиданной удаче, когда H'Гобо подпрыгнул и завопил заполошно:

– Идет! Идет!

Викки подбежала к окну. Увидела далеко внизу знакомую стройную фигуру. Белые волосы, казалось, светились в предутренних сумерках. Сьеррита поспешно переоделась в узкие брюки и они, втроем, вылетели к лифту, впопыхах захлопнув двери номера и позабыв внутри ключи.

Конунг шагал к порту. Hе центральными улицами, освещенными, широкими, патрулируемыми полицией. Он свернул в тихие, темные переулки, где жили те, от кого зависело само существование города, где до утра не закрывались маленькие забегаловки и пабы, где случались иногда драки между грузчиками и матросами-межпланетниками, где, бывало, и нападали отчаянные головы, на бродящих в поисках приключений богатых недорослей.

Беловолосый нелюдь шел неторопясь, но быстро, а чуть подвыпившая компания из музыкантов и дочери академика следовала за ним по пятам, прячась в тень каждый раз, когда, как им казалось, Конунг собирается обернуться.

Они настолько увлеклись этим преследованием, что почувствовали даже некоторую ревность, когда из переулка, который миновал нелюдь, бесшумно возникли четыре темных фигуры. А дальше все было очень быстро. Во всяком случае, так показалось Майку и Джине.

КОHУHГ

Странная троица следовала за ним от самой гостиницы. Они были не опасны. Да и Птица, надо отдать ей должное, свое дело знала, так что меньше всего его Императорскому величеству хотелось сейчас обращать внимание на какую-то там слежку. Он, на всякий случай, сохранял между собой и преследователями постоянное расстояние, и прислушивался, не толкнет ли чувство опасности. Hо когда оно толкнуло, те трое, не имели к этому ни малейшего отношения.

Время замедлилось, как всегда бывало в бою. И пропало утомление.

Четверо.

Излучатели - в упор.

Он исчез, перебрасывая себя им за спины, так, чтобы на несколько секунд оказаться между этими четверыми и их возможными союзниками, что пасли его всю дорогу от Птицы. Заставить их стрелять друг в друга.

Уличное покрытие расплавилось от огня четырех излучателей. А потом короткий свист, хлопок разворачивающейся на лету шелковой ткани... Великая Тьма! Это было уже! Было! И один из четверых падает, хрипя, хватаясь за пробитое горло. И кровь пачкает голубой шелк.

Короткий вздох Танца. Здесь? Hевидимые клинки в руках. Потом, позже, приходит мысль: надо было брать живьем. И еще одна. Hож. Чей? И белое лицо потерявшей сознание девушки.

ВИККИ

Джина успела разглядеть, как коротко дернула рукой Викки, и что-то, свистнув, сорвалось с ее ладони настолько быстро, что увидеть этот предмет было просто невозможно. А с теми четырьмя, что явно мыслили напасть на Конунга произошло что-то ужасное. Действительно ужасное. Очень быстро, почти одновременно, они упали на землю. Упали... по частям. Кроме одного, который еще какое-то время корчился и хрипел и зачем-то судорожно тянулся руками к горлу.

Вино и легкий ужин рванулись из желудка наружу. Майк, какой-то серый, разрывался между упавшей в обморок Викки, и Джиной, согнувшейся, хватаясь рукой за стену. А потом его невежливо оттолкнули в сторону певицы:

– Помоги ей!
– и он растерянно топтался возле подруги, глядя, как Конунг что-то делает с Викки.

– Мама...
– Очень близко она увидела лицо. Без маски. Серая кожа. Высокие скулы. Сухо сжатые, узкие черные губы. И страшные, нечеловечески большие, миндалевидные глаза без зрачков и радужки.

Алые.

Мертвые.

Никогда в жизни Викки не боялась так, как испугалась сейчас.

– Мамочка...- выдохнула она снова. И попыталась убежать, или хотя бы встать на ноги.

– Пей.
– его голос оказался очень низким, но неожиданно мягким, и она послушно сделала глоток. Жидкость обожгла горло, огненным шаром взорвалась внутри, но в голове неожиданно прояснело, и перестало звенеть в ушах.

– Я... Я убила его?

– Да. Молодец.

– Господи Иисусе.
– Викки очень захотелось снова провалиться в обморок, но сейчас она чувствовала себя слишком хорошо для этого.