Шрифт:
– Кто ты? – снова спросила Таня, но уже намного мягче. Парень действительно не вызывал негативных чувств несмотря на предвзятое отношение к народу представителем коего он являлся.
– Сашко. Я Сашко… из табора…
Глава 22
– Из того табора, что у реки остановился? – я вспомнила слова нянюшки и поинтересовалась. – Ваши поют весь вечер?
– Да, мы всегда там останавливаемся. У реки и помыться, и постирать, и коней напоить… - ответил парень, а потом протянул мне гравюру. – Мне можно это взять? Прошу вас, не отказывайте мне, барышни.
– А зачем она тебе? Какое ты отношение к нашей покойной сестре имел? – Таня подошла к нему ближе и принялась его внимательно разглядывать. – Вы знакомы были?
– Любовь у нас была. Чего уж скрывать, - цыган стоически выдержал пристальное внимание подруги. – Вот так вот.
– Что? – я удивленно уставилась на него. – Как это любовь? Барышня и…
– Бродяга? – с обидой хмыкнул он, тряхнув длинной челкой. – Только вот над душой все это не властно. Если понимаешь, что без человека свет не мил! Не людям решать, кого любить, а кого сторониться! Божье это дело! И цыгане, и господа под одним небом ходят!
– Ладно, не нервничай… - примирительно сказала я. А почему бы и не поверить в чувства между Варварой и этим Сашком? Парень он был видным, темпераментным, со жгучей поволокой в слегка раскосых очах.
– Так это она с тобой под венец идти собралась?
– Со мной, - парень упрямо приподнял подбородок. – Я сразу согласился на венчание. У нас, цыган, не принято в церковь идти. Родители иконой в таборе благословляют на долгую супружескую жизнь. Да разве я мог так со своей Варенькой поступить? Она хотела, чтобы все было по-человечески…
Мне показалось, что в его глазах блеснули слезы. Но, возможно, это были всего лишь отблески от пламени свечи.
– Погоди-ка, а ты что, нашу сестру в табор вести собирался? – Таня подбоченилась. – Это по-человечески, что ли? Девку от родителей умыкнуть и засунуть в кибитку! Только о себе и думал, да?!
Я незаметно толкнула ее локтем, чтобы она особо не распалялась. Хотелось послушать историю по версии цыгана. Она могла пролить свет хоть на что-то.
– Ничего я не собирался! – горячо воскликнул Сашко. – Такую, как Варя, нельзя в табор! Она слишком нежная… была… Я хотел остаться в городе кузнецом…
– Варя была согласна жить с простым кузнецом? – мне было искренне жаль этого красивого цыгана. – Значит, она действительно любила тебя…
– Любила! – с вызовом произнес Сашко. – И я ее любил! Отомщу за нее! Пусть меня потом в острог сажают! Все равно!
– Кому отомстишь? – Таня напряженно замерла в ожидании ответа. – Ведь мужика того сразу забрали, который ее ну…
– Да вы что верите в это?! – черные брови «чавалэ» сошлись на переносице. – Не убивал ее Потап!
– Ты-то откуда знаешь? – я недоверчиво посмотрела на него.
– Знаю! – Сашко замялся, словно решаясь на что-то, а потом сказал: - Был я здесь в тот день…
– Как был? – охнула Таня. – Зачем?!
Но цыган не успел ответить. Внизу послышался грохот, а потом громкий голос Аглаи Игнатьевны:
– Глашка, зараза! Ведро бросила! Ну, я тебе задам!
– Мне уходить надо! – Сашко бросился к окну. – Завтра приду! В это же время! Держите окно открытым!
Парень исчез в темноте, а мы, закрыв створки, помчались к двери. Чего нянюшке не спится?! Как чувствует!
Только я высунула нос в коридор, как увидела огонек свечи, движущийся в нашу сторону.
Деваться было некуда, и мы вышли из комнаты Варвары.
– Святые угодники! Матерь Божья! – испуганно воскликнула Аглая Игнатьевна, хватаясь за сердце. – Вы меня в гроб сведете! Ох… ох… не могу… Что вы туточки делаете?!
– Услышали странный звук, вышли посмотреть, - быстро сориентировалась Таня. – А ты что здесь делаешь?
– Тоже шум услышала! – выдохнула старушка. – Думала, кто-то в дом пробрался! Все же цыгане рядом! Уж хотела Захара звать!
– Окно было открыто, - сказала я. – Хлопала створка. Ничего страшного.
– А кто ж его открывал? – нянюшка нахмурилась. – Глашка, наверное! Я ж ей сказала, утром проветришь и закрывай от греха подальше! Вот растяпа, забыла, небось! Зараза и есть! Тетеха неумелая!
– Ну, раз ничего не случилось, нужно спать идти, – Таня громко зевнула. – Доброй ночи, нянюшка.
– Доброй… доброй… - она поковыляла обратно, ворча себе под нос: - Уснешь теперь! Все… нету сна! Прибью заразу! С утра прибью! Пусть только появится на глаза!