Шрифт:
— Возможно, возможно…
Снова оживший, как будто даже повеселевший после обеда голос из репродуктора прокатился по округе: «Автослесарь Рачков, вас просят зайти в комитет комсомола…»
— Борька! — толкнул Лысый закемарившего парнишку. — Тебя чего-то выкликают — в комсомол! Беги, да не задерживайся: оттуда — за тележкой и — прямиком на склад!
Парнишка убежал.
Поднялся с бревен и Алексей.
— Ну, спасибо, мужики, за компанию! Бывайте здоровы!
— Бывай, парень!
— Гуляй… — Седой проводил его взглядом до угла забора. — Видел я где-то этого молодца, спорить могу — видел! И не просто видел, а при каких-то… как бы сказать… особых обстоятельствах. Где же?.. Вот память!
— Какая наша память?! Откуда ей взяться, подумай: курить мы — курим, выпить — не отказываемся… Что тут с башки спрашивать?!
— Можно и спросить: своя, чай, пусть вспоминает, раз хозяину надо… Пошли?
Они вразвалочку двинулись к проходной, заправляя рубахи под ремни.
— Ты пружины подвески-то для кого берешь? Старые — правильно Борька разобрался — пойдут еще.
— Для нашего с тобой начальника. У него на собственной полетели…
— Ездил бы поаккуратней, не лихачил! А то других учит…
— Это верно!..
6
Несмотря на распахнутое окно и работающий на столе вентилятор, в конторке было душно, и Вероника поминутно вытирала лицо платком. Роман попался интересный, и ей жаль было отрываться от чтения, когда по радио прозвучали сигналы точного времени и закончился обеденный перерыв.
Отложив книгу, она открыла ведомость учета работы автомобилей, включила микрокалькулятор и углубилась в прерванные час назад подсчеты.
Задребезжал телефон.
— Да? Слушаю… Нет пока Ивана Михайловича, с обеда не вернулся… Да, да, я!.. Ну что у тебя стряслось?.. Так… Так… Поняла, все поняла. Сейчас позвоню. — Она дала отбой и сняла трубку с другого аппарата. — Алло! Гараж?.. Это Вероника. Там у вас Иван Михайлович должен быть — позови… Перекусывает еще? А ты постучись, скажи — неотложное дело. Можешь и к телефону его не звать, передай только: самосвал сломался — водитель сейчас звонил по городскому, просил прислать машину для буксировки… Он прямо на стройке встал… Да… Передай, пожалуйста!
Она в очередной раз смахнула со лба пот, и тут в конторку вошел Федор Шкапин.
— Добрый день, Вероника Батьковна! — Федор подчеркнуто торжественно поставил перед нею на стол, в стакан для карандашей, пучок цветущих одуванчиков. — Желтый цвет — измены цвет… Извиняюсь, но другой растительности на нашем дворе не водится.
— Чего тебе, Федор?
— Обязательно должно быть — чего? Разве нельзя зайти просто так?
— Выкладывай, выкладывай! А просто так — в следующий раз: работы у меня — выше головы!
— Ладно! — Федор придвинул к ее столу стул, сел. — Алексея давно видела?
— Какого Алексея? — Рука Вероники зависла над кнопками микрокалькулятора.
— «Какого Алексея»? С Алексеем Бобриковым, спрашиваю, давно виделась?
— А откуда ты?..
— Откуда знаю — оттуда знаю! Я — парень наблюдательный. — Федор отодвинул мешающий ему вентилятор и облокотился на стол. — Я еще тогда, до заключения Алексея, замечал, как ты на него поглядывала, а он норовил лишний раз к тебе сюда забежать. Мне про тебя — помалкивал, тихарил, хоть и друг вроде. Ну да разве у меня глаз нет?! А когда я посмотрел, как ты на суде плакала и потом неделю без лица на работу приходила, все стало ясней, чем дважды два! И о поездках твоих к нему мне известно. И не мне одному, думаю… Молодец ты, правильно жизнь понимаешь: за мужика бороться надо!
— Ни за кого я не борюсь… Про поездки откуда узнал?
— Можно ли в наше время что-нибудь утаить?! Святая наивность! Ты, к примеру, с одной из своих подруг под честное слово поделилась, так? Подруга — со своей подругой, тоже под честное слово, та — со своей… и пошло-покатилось! Вот — под честное слово — все всё и знают!
— Ну и пускай! Господи!..
— У меня к тебе, впрочем, разговор особый, Вероника. — Федор переменил тон на душевно-доверительный. — Интерес у меня есть один — непростой и тебя прямо касающийся. Отсюда и разговор. Как у вас с Алексеем — вот что мне знать важно, от ваших дел к моим ниточка протянулась, не ниточка, а трос настоящий, с буксирным крюком трос… — Он вдруг стиснул перед своим лицом кулаки. — Не могу я жить без нее, Вероника, не могу без нее жить!
— Без кого?
— Некому мне довериться — вот беда! Тебе одной… Ты да я — вроде заговорщики, получается.
— Лариса, что ли?!
— Она, Вероника!.. Нет мне без нее дальше ходу и не будет! Что угодно готов сделать — лишь бы со мной была. Веришь, сподличать готов, гадом последним стать! — Федор низко опустил голову.
— Рехнулся ты, Федя, совсем рехнулся! — погладила его руку Вероника. — Намекал мне кто-то про тебя и про нее, намекал один раз… А я — что ты! — я не поверила! Треплются, подумала, делать людям нечего!