Ожидая, когда откроют двери вагона на конечной станции, она успела изучить свое отражение в темном стекле, поправила выбившиеся из-под берета волосы. А вдруг встретит сейчас Григория Ивановича, лицом к лицу столкнется! Что придумать — зачем она здесь, на другом конце города, за тридевять земель от общежития, по какой надобности? Хуже нет, когда врать приходится!

На улице опускались сумерки. Его дом был недалеко, но она направилась сначала в противоположную сторону и, лишь сделав большой крюк, вошла в дворовый садик, села на ломаную скамейку — так, чтобы видеть знакомые окна, балкон в настурциях и вьюнках, перевела дыхание.

Окна светились, и она представила себе комнаты за шторами, обстановку, цвет обоев, отделку коридора, кухни, ванной. Обитателей же этой уютной жилплощади — что они сейчас делают, о чем между собой говорят — ей представлять не захотелось.

Прошлым летом Григорий Иванович попросил ее подруг сделать у него ремонт. Самое время, говорит: жена на юге, мальчишки в пионерском лагере, один я, как перст, холостой-неженатый. Дал Кате ключи, и девчата после работы полмесяца, пока не закончили, ходили к нему, а три раза с ними и Светлана — пособить. Насос пульверизатора при побелке потолков качала, краску разводила, клей для обоев варила. Материалы все у хозяина были в магазинной упаковке — Вера только пофыркивала: «Мало, что ли, их на собственной стройке?! Чудик наш главный инженер! Знал бы, как другие проворачивают такие мероприятия, — его же подчиненные! Полный чудик! И расплатится, конечно, на всю катушку, будто не свои работу делали, а халтурщики какие-нибудь с улицы!»

В третье Светланино посещение Григорий Иванович, обычно возвращавшийся домой поздно, пришел засветло и застал всю бригаду за делом.

— А ты что тут забыла, крановщица?

— Я… я — за компанию…

— Ну, если за компанию, тогда что! — И он шлепнул ее ладонью пониже спины.

Больше она туда не приходила.

В окне кухни погас свет. Наверное, кончили готовить, сейчас будут ужинать… Чем бы я его кормить по вечерам стала? Чем?! Небось сообразила бы, наизобретала! Девочки обеды мои хвалят, вечно стараются вне очереди занарядить дежурить на выходные. «Мы что надо — купим, что велишь — заготовим, тебе лишь сварить-пожарить останется, Светочка!» Хитрованки! Вера стряпать не любит, Тамара все делает тяп-ляп, а Катя, считай, вообще ничего не умеет. На Свете свет клином сошелся! Не жалко однако, не переломлюсь. И времени свободного у меня больше всех. У них — дела да дела… Я бы вас, Григорий Иванович, очень вкусно кормила! «Отложите газету — вот испробуйте-ка!..» Может, и жена вас кормит вкусно, а я бы — еще вкуснее! Она — очень вкусно, а я бы — очень-очень вкусно!.. Дура ты, Светка, дура набитая! Отправляйся-ка лучше домой, в общежитие родное!.. До свидания, Григорий Иванович, до понедельника…

Этой ночью ей ничего не снилось. А если и снилось, то что-нибудь пустяковое, поскольку потом не вспоминалось.

Разбудила ее не ночевавшая дома Катюха. Как пришла — в плаще и платочке — сидела она на неразобранной постели и смотрела на Светлану. От этого взгляда, наверное, Светлана и проснулась; скинула одеяло, села на своей кровати — напротив.

— Ну что, простились?

— Простились… Родители его на даче были…

— Куда он — на практику-то?

— На Памир.

— Ничего! Авиапочтой письма даже с Дальнего Востока дня за три приходят. А до Памира рукой подать.

— Да-а… Полтора месяца не увижу…

— Не хнычь!

— Загуляет еще…

— Перестань, говорю! С кем ему там загулять? Там же все девки — с косичками и в шароварах.

— Мы тоже в брюках ходим…

— Ладно, ладно тебе! Девчата не встали?

— Я к ним не заходила. Верка, наверное, еще с вечеринки не вернулась. А Тамара… Тамаре нынче лафа была! Тамара без Верки вольготничает!

— Погорит она когда-нибудь!

— Не погорит. Будто не знаешь: у нее на вахте блат… она их конфетами задабривает. А «своего» за жениха выдает.

— Раздевайся давай да ляг — поспи, Или чаю сперва выпьешь?

— Не хочу я чаю.

— С вареньем.

— Все равно…

— Не хочешь — как хочешь.

Светлана набросила на плечи халат, умылась, наспех причесалась, сходила на кухню поставить чай. Вернувшись, увидала, что Катя уже спит. Причесалась окончательно, принесла закипевший чайник.

— Ух, в самый раз я — к самовару! — ввалилась в комнату запыхавшаяся Вера.

Она скинула курточку и, приплясывая, прошлась от двери до окна, от окна до двери.

— Ходи-гуляй, веселая жизнь!

— Тише! Катя только что уснула.

— Проводила, значит, своего геолога?.. «Провожали гармониста…»

— Да ты никак до сих пор при градусах?! В гостях не напелась!.. И в самом деле — под парами!

— Это есть! Полночи с морячком по городу гуляла — так и не проветрила свою буйную головушку!

— Что за морячок еще?

— Из «мореходки», с пятого курса! Нормальный парнишка!

— Ты же с Петром собиралась на вечеринку идти!

— А я с ним разругалась там в пух и прах! В пух и прах! Он — только начали танцевать — вцепился в лахудру одну… была там такая, с головы до пят вельветовая… и все с ней да с ней! На меня ноль внимания! Я же — в отместку ему — с курсантом хороводюсь. Но Петушку, вижу, хоть бы что! Совсем рассвирепил меня! Я морячку и говорю: «Пошли гулять!» — «Пошли!» — говорит… Часов с трех по улицам шлялись. Морячок меня норовил на каждую скамейку усадить, в каждый темный угол затолкнуть… Шаловливые ручонки у морячка! Да я меру знаю!.. А подходим сейчас к общежитию — Петька навстречу. Ждал! Я — мимо, они с будущим капитаном — в сторону: по-мужски поговорить. Пускай поговорят!