— Вот здесь, во дворе, — ответил Еремчук.

— Разве так берегут такое добро? Трудно, что ли, сделать навес, чтобы уберечь технику от дождя и снега?

— Моторы мы накрываем брезентом, — оправдывался Еремчук. — Все время добиваемся постройки гаража, но то средств нет, то материалов…

— Но это нужно сделать в первую очередь, — перебил его Мегудин. — Как человек должен иметь крышу над головой, так и техника должна быть защищена. Вы ведь хорошо знаете, сколько стоит трактор, комбайн или даже сеялка. Такое отношение к дорогостоящим машинам прямо-таки преступно.

— Смотрите-ка, дьявол какой… Все подмечает, ко всему придирается… Задаст он нам перцу, — тихо произнес один из трактористов.

— Эта птица… будет нас клевать, — добавил стоящий рядом с ним смуглый паренек.

Мегудин, чуть улыбнувшись, взглянул на них и пошел дальше, но тут же, вернувшись обратно, спросил, указывая на трактор, возле которого стоял Мецнер:

— Это чей трактор?

— Что значит — чей? — удивился Зяма. — Эмтээсовский.

— Каждый трактор должен быть закреплен за трактористом, который отвечает за него, — разъяснил Мегудин.

В блокноте он записал: «Нет персональной ответственности».

— Конечно, так должно быть, — согласился Еремчук, — но у нас нет столько трактористов. Когда хоть кто-то из них заболевает, его некем заменить.

— Надо будет организовать курсы по подготовке кадров, — сказал Мегудин. — Помимо эмтээсовских трактористов, надо подготовить запасных — из колхозников, которых при надобности можно будет использовать.

— Новый директор, вижу я, уже приступил к работе, — послышался язвительный голос прежнего директора Михаила Степановича.

Он подошел к Мегудину, поздоровался.

— Возьмите, возьмите их в работу, а то они порядком разболтались. Ничего, эти ребята не раз еще вспомнят старого директора. Слишком привольную жизнь они имели у меня, — с иронией произнес Михаил Степанович. И, с кислой миной взглянув на Мегудина, добавил: — Я хочу поскорее передать вам дела и наконец-то освободиться. Желаю вам успеха в вашей новой работе…

Жизнь в МТС пока шла на старый лад. Мегудин не созывал никаких совещаний, не издавал никаких распоряжений. Он только беседовал с трактористами, механиками и рабочими МТС, изучал работу и думал, что делать дальше.

Из бесед и наблюдений Мегудин сделал ряд существенных выводов, наметил, что сделать в первую очередь.

Начал он с того, что объявил субботник по очистке территории машинно-тракторной станции. Еще до рассвета он уже был на месте. Потом пришли Еремчук, механики, трактористы. Они вывезли мусор со двора, сложили металлолом в определенное место. Другие рабочие убирали, чистили, мыли полы в помещениях. Слесари и механики приводили в порядок рабочие места, инструменты, трактористы мыли свои трактора. Мегудин и два плотника сделали навес, под который временно поставили трактора и другую технику.

На следующий день, когда Мегудин пришел в МТС, во дворе было чисто, дорожки посыпаны песком, в помещениях все блестело. Слесари, механики, трактористы были в новых комбинезонах. Точно в назначенное время все приступили к работе. В обеденный перерыв он созвал коротенькое совещание.

— Ну, мы, значит, немного убрали, навели какой-то порядок. Правда, стало приятнее работать? Когда я впервые увидел трактор, мне казалось, что это какое-то чудо. Теперь он стал для нас привычным… Но трактор, словно живое существо, требует к себе внимания. Мой отец, бывало, вставал ночью, чтобы накормить лошадь. Если конь бывал голоден, то и мы были голодными… И с трактором так же: если своевременно не смажешь где нужно, вовремя не заправишь горючим и водой, он работать не будет.

Мегудин поднял голову, словно желая убедиться, внимательно ли слушают его. Вынув из кармана блокнот, заглянул в него, продолжил:

— С сегодняшнего дня каждый тракторист прикрепляется к определенному трактору. Он должен хорошо следить за ним и, когда нужно, ремонтировать.

— И голубить его, как невесту, — пошутил кто-то.

Все рассмеялись.

— Да, да, именно так… Нужно любить машину, на которой работаешь.

До того холодного февральского дня, когда раскулачивали гроссбауэра из Ной-Берлина Ганса Бютнера, он успел отправить младшего сына Пауля к старшему брату, который жил в соседней колонии.

— Пока немного утихнет, постарайся, сынок, никому на глаза не показываться, побудь у дяди в это трудное время, — наказывал отец Паулю. — Если спросят, где ты, мы скажем, что не знаем, куда-то исчез. И если нам не суждено будет возвратиться сюда, пусть хоть наше добро достанется тебе.